Анастасия Бароссо - Поцелуй зверя
Только тогда она, осознав, что случилось и, главное, что это случилось НА САМОМ ДЕЛЕ, резко согнулась пополам. Упала на колени. Уронила лицо в ладони. И стала медленно склоняться дальше, вниз, до тех пор, пока рыжие перепутанные ветром кудри не коснулись влажных и холодных, как лоб выздоравливающего, камней.
Небо постепенно расчистилось. Черные тучи незаметно сделались свинцово-серыми, а потом — цвета светлого пепла, пока вовсе не исчезли, разорвались, как истлевшая ткань рвется, рассыпается в пальцах при легчайшем прикосновении. Чистота неба была еще бледной. Но в этой болезненной, истонченной бледности уже угадывалось скорое и неотвратимое, как солнцеворот, возрождение.
Юлия, не двигаясь, застыла одним из камней, рассыпанных вдоль гиблых Смородиновых берегов. И, подобно им, она не издавала ни звука. Однако Велемир, опустившийся рядом с ней на колени и тихо положивший сухую белую руку ей на спину, сказал почему-то:
— Не плачь.
Голос его, довольно высокий и чуть дребезжащий, звучал удивительно тихо после всех безобразных воплей, злобных криков и отчаянных стонов, что гремели недавно над этим местом, и поэтому казался неприятно нереальным.
— Не надо плакать, — мягко повторил Велемир. — Не печалиться, радоваться надо. Твой Иван победил в себе зверя, уже будучи зверем! И причем безо всякого колдовства… — добавил он задумчиво, уже скорее для себя, чем для нее.
Глухо и неразборчиво, не отрывая рук от лица и не разгибая согнутой спины, Юлия простонала:
— Ну и что? Что мне от этого?! Что это значит?!!
— Это значит…
Велемир медленно поднял голову. Бледно-голубые, как вода в ручье, глаза его с надеждой устремились в ту сторону, где, скрытый от глаз непосвященных, возвышался древнеславянский Храм Солнца.
— Это значит, что не все еще потеряно для нас… Для вас — нет. Для меня — да.
Она не произнесла этого вслух.
Только, поднявшись от земли, выпрямила спину так, что она слегка прогнулась назад. И, запрокинув к бледному небу обескровленное лицо, завыла протяжно и жалобно, как раненая волчица.
ЭПИЛОГ
Весна пришла так рано в этом году! И Масленица тоже была ранняя. Кологодный Святодень, приуроченный к Весеннему Равноденствию. Пора, когда отверзается Сварга и Светлые Боги возвращаются в Явь — входят в силу после зимы, когда души предков прилетают на птичьих крылах из Ирия Небесного навестить нас — своих потомков. Время возрождения — Весеннего воскрешения Земли-Матушки и всей природы.
Уже построена на языческом капище Снежная крепость, уже изготовлено чучелко Морены — все по обряду древнему. Уже принесена общая треба, воздана Слава Родным Богам, первым — Яриле-Весеню и Деве-Леле.
Совершены девами заклички Весны, и вот началась игра-мистерия! Взятие Снежной Крепости, что охраняется окрутниками в личинах выходцев из Нави — слуг Мары-Морены (ибо пока не взята Крепость — Весне нет ходу к людям), а затем проводы Старухи-Зимы. Сжигают с песнями на жарком костре чучело Смерти, да встречают Деву-Весну с пожеланием блага на грядущее время. И братчина — праздничный пир, и игрища, и гулянья.
Скоро, очень скоро деревья набухнут почками, и Жива наполнит соками стволы и ветви, чтобы взорваться зеленым морем листвы.
Очень скоро. А пока еще в ожидании возрождения и уже почти не веря в его возможность, протягивают они к светлому небу исхудавшие обессиленные руки-ветви, черные и влажные, молящиеся грешники…
Женский монастырь на окраине одного из древних русских городов, коих так много вокруг, тих и задумчив, как и положено святой обители.
И отсюда, из узкого оконца маленькой холодной кельи, конечно, не видно света жарких костров, не слышно гари от пылающего чучела Морены. Не доносит сюда ветер веселых песнопений, возвещающих весну и жизнь, и вечную силу Солнцеворота.
Как не видно рыже-огненных кудрей, если их спрятать под монашеский платок.
Но молодая послушница вглядывается и вглядывается вдаль — туда, где режет острым зазубренным ножом светлое тело неба полоса леса.
Когда-нибудь она выйдет отсюда.
Что будет ждать ее там? Она не знает…
