Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.
- Тьфу чтоб тебя! - выругался Лиго, выбираясь из чертополоха и ощупывая всего себя: ничего ли не повредил случаем? Однако боги миловали - кроме царапин и небольших ссадин, вроде бы ничего больше не было.
Земник отряхнулся, потер ушибленное колено, и стал вынимать из одежды прицепившиеся колючки бурьяна. И в этот самый миг его сердце пронзила острая холодная игла - да так, что дыхание перехватило и потемнело в глазах.
-О-ох, - только и смог простонать Лиго, схватившись за левый бок и оседая на землю.
А в этот момент в конце переулка вдруг сгустились тени и темными клочьями тумана поплыли к нему.
И чем ближе приближались эти мрачные сгустки, тем сильнее сковывали земника замогильный страх и ледяное оцепенение, вынимая из тела душу, выжимая все соки жизни и волю к борьбе.
Ш-ш-ш- - бестелесно шуршали тени, подкрадываясь всё ближе и ближе, колыхаясь черным маревом в сумеречном тумане переулка.
"Не по с-с-сеньке ш-ш-шапка..." - вдруг издалека, будто из глубокого подземного склепа, не то послышалось, не то почудилось барздуку злобное шипение. А вслед за тем ледяным порывом ветра тихо прошелестел пробирающий до самых костей могильный смех.
И когда мрачные сгустки уплотнились, у одного из них глянули на земника знакомые стылые глаза - тот вовсе не удивился. Не было ни воли драться, ни сил кричать - просто гулко билось сердце, отдаваясь эхом во всем теле: бум... бум... бум...
- Ты... кто... такой?.. - пророкотал из-под капюшона сиплый голос.
И пригвоздил земника тяжелым взглядом, проникая в его мысли всё глубже и глубже, словно ощупывая их изнутри своими мерзкими ледяными скользкими щупальцами.
- Откуда у тебя это? - спросил жуткий голос, и Лиго вдруг показалось, будто в нем сквозит оттенок то ли презрения, то ли лютой ненависти.
Земник молчал, не в силах произнести хоть слово. А мрачный чужак нависал над ним огромной черной глыбой и выжигал дотла душу взглядом. Дыхание у земника перехватило - он судорожно попытался открыть рот, но так и не смог. Забился на земле в пронзившей всё его тело предсмертной боли.
Сердце дёрнулось в последний раз - и затихло обессиленной птицей...
И вдруг в голове земника пронесся тихий звон - и он внезапно увидел себя внизу, лежащим калачиком на земле, у ног этого страшного чужака с жутким бесцветным голосом. А затем душа его устремилась всё выше и выше - и полетела неизвестно куда.
Внизу мелькали знакомые и незнаемые земли, а будто сквозь них проносились дни и недели, заполняя сознание сменяющимися картинами каких-то событий.
Вот остров средь бурного синего моря, объятый пламенем ревущих пожарищ. И утлый челн, борющийся с волнами, в котором сидело двое. Затем дороги лесные и глухие чащобы - и стаи черных волколаков, преследующие по пятам. Бесконечные дни и бессонные ночи, стертые в кровь мозоли и саднящие раны, истощение сил и духа упадок. И лишь одна только мысль стучит в голове, продираясь сквозь намертво сжатые зубы - надо жить и дойти. Надо... надо... надо...
Или это не мысли вовсе? А что же тогда?
И вдруг земник понял, что не мысли это вовсе стучат в голове - это снова бьется его собственное сердце: надо жить... надо... надо... надо...
И барздук, очнувшись от нахлынувших на него видений, судорожно схватил ртом сырой туманный воздух. И это первый глоток, раздирая когтями его легкие в клочья и доводя до умопомрачительной боли, заставил открыть глаза и закричать.
И в этот миг вдруг рядом что-то оглушительно грохнуло, вспыхнула яркая вспышка - и поглотила в своем слепящем белом пламени таящиеся в тумане жуткие тени.
--------------------------
ГЛАВА 15
ЗАГОВОР
День, который для барона Конрада фон Кинбурга начинался совсем неплохо, таким и закончился, хотя оказался крайне сумбурным и довольно хлопотным.
Когда незадолго до рассвета консулу доложили, что далеко за полночь в Земьгород примчался княжеский гонец, Альгис Шварн - барон несказанно обрадовался: ибо весть эта, которую так спешно старался донести сюда, в эти глухие окраины, гонец Великого Князя, для него, Конрада фон Кинбурга новостью уже вовсе не была. И причем давно.
Барон выгнал слуг, запер двери и, проверив еще разок на надежность запоров плотно закрытые ставни окон, радостно потер руки и полез в тайник, находившийся в самом неожиданном для него месте - сразу под камином. Оттуда консул достал кованый тяжелый ларец, в котором хранились самые ценные для него, тайного орденского соглядатая, документы и письма.
Открыв узорчатую черную крышу, барон извлек из шкатулки давно припасенный пергаментный свиток. Письмо это, за подписью и личной печатью Великого Магистра Ордена Меченосцев, хранилось у барона уже давно - и тайно доставлено было загодя в Земьгород с одним из купеческих обозов. Самое интересное было то, что всё, описанное в этом свитке, было как будто вчера произошедшим - но консул твердо знал, что тем не менее письмо это было подготовлено изрядное время назад, когда Аркона стояла еще незыблемой твердыней среди моря. Но создатели письма как будто в воду глядели - и знали, что именно так всё и должно произойти. И когда спустя несколько дней после падения языческой святыни на Руяне барону сообщили об этом событии, он злорадно усмехнулся - и стал ждать. Потому что наставления, данные ему, были весьма четкие и недвусмысленные. А заключались они в том, что после получения этих известий нужно было ожидать прибытия в Земьгород княжеского гонца с этими же новостями - и лишь затем действовать: напроситься на прием к наместнику и передать это давно хранившееся письмо по горячим следам, усилив этим и так крайне удручающее известие о падении оплота волхвов в Свияжском море.
И, надо сказать, впечатление было произведено потрясающее - по крайней мере, как ни старался скрыть наместник бессонную и весьма тревожную ночь за маской нарочитого спокойствия и безразличия, появление у него барона в столь ранний утренний час с предложением от меченосцев о союзе и покровительстве, эффект произвело оглушительный. И вдобавок преследовало еще одну скрытую цель - внушить мысль о полнейшей осведомленности Ордена о всем, что происходит в окружении как наместника, так и самого Великого Князя, каким бы покровом тайны это ни обставлялось. Сама мысль о том, что у зловещего Ордена есть везде свои глаза и уши, и нет ничего, что можно было бы каким-либо образом от него скрыть, играла самим меченосцам как раз на руку - и была всегда частью их планов по разобщению и разложению изнутри их противников. Ибо, как говорили древние мудрецы, в здоровом теле - здравый дух. Но ежели этот самый дух сломить - то никакая уже телесная крепость помочь была не в состоянии тому, кто находится в подавленном состоянии. Этой коварной и подлой политики Орден придерживался всегда, тем самым напоминая паука, который осторожно заманивал в свою ловушку шмеля и, впрыснув в него порцию своего гнусного яда, тут же ретировался и затем уже на безопасном для себя расстоянии плел вокруг свои сети, спокойно дожидаясь, когда отрава подействует и сломит изнутри тело жертвы, и та в конце концов перестанет трепыхаться и полностью отдастся воле своего убийцы.
