Инна Живетьева - Черные пески
Митька поддернул рукав, показал нитку с бусинами.
– Да, ты теперь совершеннолетний. Думаешь, чего я так сразу появился? Ну вот. У Создателя терпение лопнуло смотреть, как Дарек хитростью проклятие снять пытается. Матерь-заступница за вас просила. Вот нам и позволено вмешаться.
– Благодарю. – Митька чинно склонил голову, словно на посольском приеме.
– Да ладно. Мне, если честно, очень не понравилось, как роддарцы братскую клятву исполнять придумали. Крутили, считали. Купцы нашлись! Нет чтобы просто прийти и защитить.
– Что же раньше молчали? – перебил Темка.
– Вмешался, когда смог, – отрезал покровитель. – От глупости и бесчестия охраны нет.
Родмир встал. Следом поднялись и остальные.
– Эмитрий Дин, тебе дается отсрочка, попробуй снять родовое проклятие. Ты должен вернуться и принять бой не позднее последнего дня Ивового месяца. За друга не бойся, его защитит от Дарека Матерь-заступница. Тебя никто не заставляет, но…
– Я приеду, раз обещал тогда. Если, конечно, ничего не случится. Война же.
– Подождите, – встрял Темка. – Вы же можете перевести, как снять проклятие. Так скажите нам.
Родмир качнул головой:
– Нет. На это мне разрешения не дано. Это дело рода Динов и их покровителя. Удачи. Тропа будет, идите.
Даррена поклонилась по даррскому обычаю, молча повернулась и пошла в Пески. На золоте оставались крохотные следы, они быстро сравнивались ветром. Дрогнул рябью воздух, и девушка исчезла. Темка окинул горизонт взглядом – точно, пропала, как и не было. От бескрайнего золота с серебряными просверками его затошнило, все поплыло перед глазами. Мира очутилась рядом, погладила по щеке.
– Это Дарек постарался, воду в яд превратил. Да ты не бойся, пройдет.
Бронза легла широкой полосой. Теперь идти будет легче – солнце не слепит глаза, а жарит в спину. Родмир свистом подозвал корслунга.
– Постойте! – Митька шагнул к покровителям и опустился перед Мирой на колени. – Я хочу попросить у вас прощения. – Он наклонил голову, и тут же вскинул: – Нет, не прощения. Нельзя искупить вину за все беды, что мы принесли на ваши земли. Просто… Мира, если бы не поединок с Дареком, если бы я был вправе распоряжаться своей жизнью, я бы отдал ее вам.
У Темки сжалось горло, точно Дарек снова потянул из него жизнь.
– Ты не убивал, – тихо возразила Мира.
– Но я не остановил тех, кто убивал, а значит, вины на мне не меньше.
Темка шагнул вперед и тоже встал на колени. Почувствовал, как опустился рядом Марк. Горячий песок жег колени через плотную ткань штанов.
– Если я выиграю поединок, я буду просить вас, Мира, в искупление…
– Не надо. Разве этим искупают? Новым горем для твоей матери, твоих друзей?
– Простите, Мира! – вырвалось у Темки. Он был согласен с Митькой, но других слов не знал.
– Простите, Мира! – отозвался Марк.
Покровительница Миллреда наклонилась и поцеловала каждого. Когда Темкиного лба коснулись ее прохладные губы – отступила слабость, пришло спокойствие, какое дает в детстве материнское объятие после долгих слез.
Родмир вскочил в седло, усадил впереди Миру. Корслунг распахнул крылья, взрывал ногами песок, но хозяин его удерживал. Смотрел оценивающе на илларцев. Темка подтянулся, как в строю перед королем.
– Я постараюсь удержать Роддар от войны, – сказал Родмир. – До встречи!
Корслунг рванулся с места в небо. От взмаха крыльев поднялся ветер, хлестнул песком, заставил прикрыть глаза.
Глава 12
Темка валялся в лопухах, сдвинувшись в узкую полоску тени. Его тошнило, желудок сжимался и подпрыгивал, точно княжич трясся в седле, как вчера, торопясь вернуться к назначенному сроку. Отлежаться не дали, пришлось сразу ехать с королевской свитой из Северного Зуба к Южному. Мотало Темку, как интенданта с хорошего перепоя. Марк и Митька старались держаться рядом, подхватить, если начнет падать. Но доехал. Сам не помнил – как, но доехал.
Княжич перекатился на живот и уткнулся носом в траву. От ее запаха тошнота стала поменьше. Порученец вздохнул: Александер чуть было не решил, что они ездили отмечать встречу, но как ни принюхивался, бражного духа не учуял. Но как же тошнит… То ли от яда дарековского, то ли от несостоявшейся Митькиной гибели. А может, от мысли, что на самом деле Темка уже умирал. Как странно: вот он, живой, валяется, нюхает лопухи, а его должны были похоронить в этих местах три года назад. Думать об этом не хотелось. Ни об этом, ни о будущем Митькином поединке и проклятии его рода, ни о покровителях, вышедших из легенды, – все так сложно, что попытки осмыслить вызывали лишь новый приступ тошноты.
– Княжич Артемий! – послышался Шуркин голос, и перед носом опустили кувшин, по глиняному боку которого скатилась молочная капля.
– Ого! – Темка сел. – Где достал?
– Где достал, там нету, – усмехнулся Шурка.
Вкусно. Еще бы хлеба горячего, пышного, как с торнхэлской кухни, а не тяжелый темный брусок, не пойми на чем заведенный, какой выдали сегодня на ужин. Впрочем, его тоже не было. Шел Темка мимо полковой кухни, а там повар отскребал от дна котла остатки пригоревшей каши. Котел гремел, точно колокол, но повар ругался громче, отгоняя молодого, чуть старше Темки, солдата. Тот лишь поглядывал исподлобья и не уходил: надеялся, что перепадет кусок. Глянул он и на порученца, ощупал голодными глазами: может, спрятал где хлеб. Темка остановился:
– Что, отобрали?
Съежился, не решаясь пожаловаться.
Княжич вытащил завернутый в платок ломоть, протянул.
– В следующий раз или сразу бей в морду, или иди к командиру. Понял?
Солдатик закивал, жадно запихивая в рот хлеб.
– Кто командир?
Проглотил торопливо, давясь:
– Княжич Бокар из рода Быка.
– Тогда лучше сразу в морду.
Махнул рукой: не научишь такого.
Пока тошнило, не жалел о хлебе, а вкус молока разбудил голод. Темка с трудом заставил себя оставить треть, вернул кувшин Шурке.
– Пей. Давай, я сказал.
Шурка допил молоко, облизнул белые усы. Вздохнул:
– Гонец приехал. Обоз завтра будет, но вполовину меньше, чем нужно.
– Откуда знаешь? – удивился Темка. Для таких известий большинство ушей – лишние.
– Так, случайно рядом был.
– Ты не болтай, понял? Намылят тебе шею за такие случаи!
Шурка обиделся:
– Я просто видел, что к королю этот пошел… княжич Бокар. Он за вами следил, как вы уехали. Только в степи отвязался. Думал, он чего про вас накапать хочет. Его выгнали. А я не успел уйти. Вот и слышал. Я не болтаю, я только тебе.
