Марина Аромштам - Легенда об Ураульфе, или Три части Белого
— Катись, чудесное яблочко, по меди, по серебру, по горам и долинам, по дальним краям и близким катись, и покажи того, чье имя мы назовем. — Анриза выпустила живое яблоко, и то, подскакивая от нетерпения, покатилось по блюдцу.
— Покажи нам того, кто говорит с Ветрами, покажи Ураульфа. — Юрулла светилась торжественным светом и была серьезной и строгой.
«Его зовут Ураульф!»
Аль застыла на месте, будто выпила мертвой воды.
— Ураульф из рода кейрэков. Потомок Белого Лося.
— Смотри, Аллибина! Смотри! Ты внимательно смотришь?
Аль кивнула — почти незаметно, но движение показалось ей слишком резким. Вдруг она сделает что-то не так, неловко вздохнет, повернется — и Ураульф исчезнет. Она же должна запомнить, как он выглядит, как он смотрит. Духи, вот он какой! Разве кто-то может быть лучше? И сейчас они спросят… А вдруг ее голос сорвется?
— Знаешь ли ты, Аллибина, что женщина Лунного скита может позвать кого-то только один раз в жизни?
— Выйдя замуж за человека, ты обрекаешь себя на короткую жизнь людей. Знаешь ли ты об этом?
— Однажды уйдя из скита, ты не сможешь вернуться. Аллибина, ты знаешь об этом?
— Если тот, кто с тобой обручился, нарушит данное слово, перед Лунным Законом отвечать придется тебе — за неправильный выбор. Аллибина, ты знаешь об этом?
Юрулла ненадолго умолкла.
— А теперь подумай. Не торопись с ответом. Аллибина, дочь серебристой и короля Угоры, ты хочешь позвать этого человека?
— Я позову его… Слушайте все, как я его позову: Ура-у-ульф!..
* * *Маленький теплый Ветер мчался полями, лугами, оврагами и буераками, мчался густыми лесами и прозрачными рощами. И на лету кувыркался, лохматил верхушки деревьев и теребил траву и мягкую пыль на дороге.
И всем, кого касался, всем, кому улыбался, всем, на кого натыкался, — по секрету шептал:
«Вы знаете, что я видел? Как он ее обнимал!
Вы знаете, что я видел? Как он ее целовал!
И не мог наглядеться.
И не мог надышаться.
И не мог налюбиться.
И не мог оторваться».
А когда пришлось расставаться, она ему спела песню — серебристую песню, дар печальному сердцу. Песня ему поможет дождаться назначенной встречи.
Ручки мои серебристые,
Глазки мои золотистые,
Дни ожиданья минуют,
Не могут не миновать.
И мы с тобой будем вместе,
И мы с тобой будем вместе,
Дни ожиданья минуют —
Не могут не миновать.
Их смоет осенним ливнем,
Запорошит снегами,
Развеет весенним ветром.
Они зарастут травой.
И мы с тобой будем вместе,
И мы с тобой будем вместе,
Дни ожиданья минуют —
Не могут не миновать.
Маленький Ветер домчался до Лосиного острова. Но долины и Леса ему показалось мало. И он отправился в горы — туда, где еще не бывал.
Поначалу горы его испугали: здесь легко провалиться в ущелье, заблудиться в темной пещере. Но его подгоняла радость, и он не смог удержаться, забирался все выше и выше, щекотал своим теплым дыханием старые лысые камни — так, что они распахнули глаза, густо заросшие мхом, и никак не могли понять, что же с ними случилось, — и добрался до самой вершины. И увидел большое Дерево. Маленький теплый Ветер любил большие деревья.
Но это было особым: с гладким белым стволом, без единой морщины. И оно доставало ветвями почти до самого Неба. Правда, древесные руки были без пальцев-листьев.
— Ты такое чудесное! Такое большое и толстое! Смотри, я тебя касаюсь!
Но Дерево не отзывалось.
— Правда, я очень ловко кувыркаюсь на ветках? Ну, взгляни на меня!
Дерево не отзывалось. И Маленький Ветер почувствовал, что начинает зябнуть.
— Эй, Дерево, ты уснуло? — Он еще не решался подумать о самом худшем.
— Дерево, просыпайся! Знаешь, я видел счастье, серебристого цвета. Видел глазами Ветра. Я тебе расскажу. Ты же слышишь меня?
Он облетел вокруг столько раз, сколько звезд на небе. И нашел небольшое дупло — вход для мелкого дятла. Маленький Ветер забрался в древесную сердцевину и удобно устроился, свернувшись теплым клубком.
И засыпая, понял: Дерево его слышит.
Глава одиннадцатая
— Хозяин, к вам гости. Все как один в красных шляпах.
— И что ты стоишь, как пень? Дать пинка, чтобы ты шевелился?
Слуга побежал к воротам. А Барлет, довольно присвистнув, двинулся следом: наконец-то! Проснулись, голубчики!
— Духи! Кого я вижу! А я-то решил, что на Лосином острове не осталось охотников. Косоглазый только взглянул — и они, словно мухи, передохли от страха. А вон оно как — не все! Кое-кто даже вспомнил, где место для красной шляпы.
Гости расселись в каминной зале. Барлет сделал знак слуге подать приехавшим выпивку. Креон отхлебнул «Хвойной бодрости», прочистил горло и начал, на правах старшинства:
— Важ! Для охотников нет ничего важнее, чем узы лесного братства.
— И я теперь уже «важ». А кем я был до сих пор? А, Креон? С чего это вдруг ты вспомнил о братстве? Или ты, как медведь, очнулся от зимней спячки? А может, тебе не понравился День красоты?
Креон промолчал, пропуская колкость: Барлет, конечно, обижен. Креон и не ждал другого. Зато Зурдак поспешно вставил:
— День красоты удался. Ты многое потерял, не явившись на праздник.
— Удался? Ой, Зурдак! Вроде как Ураульф не польстился на ту, что прочили ему в жены. Может, она и правда годится лишь для охотника? Охотник не столь разборчив. И на красоток смотрит не узко, а широко. Куда ему до Правителя! Не хромая — и ладно.
Зурдак в течение года избегал заезжать к Скулонам. А столкнувшись с Барлетом на ярмарке, где торговали борзых, — нос к носу, так что Барлет разглядел его новые пуговицы с лосем посередине, — сделал вид, что его не заметил. И Барлет испытал удовольствие, когда тот заскрипел зубами.
— День красоты — это в прошлом. Как и победа в предгорьях, — Креон постарался сгладить возникшее раздражение. — Правитель сейчас далеко. И от него давно не прилетали птицы. Ходят слухи, что он не вернется.
Креон выжидательно замолчал и снова сделал глоток.
По углам, на базарах, в трактирах стали вдруг говорить, что Ураульф занемог. Будто болезнь неизвестна и точит его, как червь. И даже сверхмастер Мирче (так теперь его называют?) не в силах помочь Ураульфу.
А Крутиклус явился к Барлету в длинном плаще с капюшоном, чтобы поведать секрет. («Такие важные вести очень дорого стоят!») Он подслушал, как Мирче говорил Кетайке, этой глупой кейрэкской няньке, что Ураульф умирает, что дни его сочтены. Крутиклус шептал еле слышно и все вертел головой: вдруг подумают, будто лекарь желает Правителю смерти? Крутиклус старательно изображал печаль и даже пустил слезу: жалко ему косоглазого! Тогда Барлет подмигнул слуге. Тот за спиной Крутиклуса пошуршал кочергой в камине — и лекарь подавился от страха! Схватился за горло — будто не может дышать! То-то Барлет смеялся. А потом за важную новость подарил Крутиклусу шапку. Такая изящная шапочка. Украшена беличьим хвостиком. Крутиклусу очень идет. Даже в минуту печали не следует забывать: на Лосином острове главное — красота.
