Клайв Леннард - Источник судеб
Паш-мурта и зингарец сидели в резных креслах за круглым столом с крышкой из голубого лазурита и подкреплялись вином и фруктами. Сантидио что-то рассказывал работорговцу, и тот с почтением слушал.
— Поток этот постоянно меняет свой цвет, — говорил дон Эсанди, — и, вытекая из грота в одной скале, скрывается под другой, отстоящей локтей на двести. Причем с морем он не сообщается, разве что где-нибудь под землей. Когда местные увидели наше неожиданное появление, они пали ниц и молили нас поскорее уйти, дабы не лишить их средств к существованию. Ничего не понимая, мы, со всей возможной осторожностью, осведомились о причинах столь негостеприимного поведения аборигенов…
— Донна Зана дель Донго! — объявил появившийся в зале мажордом, словно ударил в бронзовый дверной колокол.
В окружении служанок, благоухая духами, вошла хозяйка дома. На ней была отливающая золотым и фиолетовым полупрозрачная цикла, широкая и длинная, едва скрывающая тело, грудь почти открыта, черные волосы взбиты в прическу, напоминающую грушу, на шее — нить бирюзы, на руках — тонкие серебряные кольца и тяжелый золотой браслет с агатовым украшением в форме трилистника.
Сантидио вскочил и отвесил изысканный поклон. Паш-мурта тоже поднялся и сложился чуть ли не вдвое, уткнув черную бороду в грудь и сомкнув толстые пальцы внизу живота, словно боялся, что тот может упасть на ковер.
— Садитесь! — махнула тонкой ладонью Зана. Она опустилась в кресло, обитое фиолетовым бархатом, и взяла из вазы гроздь винограда.
— Так ветры Бора все же прибили тебя к зингарским берегам? — спросила она дона Эсанди.
— Ветры долго носили меня по морям, — отвечал тот, — но, вернувшись, я обнаружил, что Кордава все так же великолепна, а хозяйка самой роскошной виллы стала еще прекрасней!
— Пребывание среди дикарей не отучило тебя говорить красиво, — насмешливо сказала Зана. — Довольно ли наслушался ты сказок о лимурийцах, и хороши ли женщины в тех краях, где ты побывал?
— Я привез много записей и древних манускриптов, что же касается женщин, они не идут ни в какое сравнение с нашими темноокими красавицами, как ни одна из этих последних не может сравниться с тобой, Зана Комнин!
— О! — воскликнула донна, — ты еще не забыл, что я предпочитаю свое родовое имя этому пошлому «дель Донго»?
— Я ничего не забыл, — страстно прошептал Сантидио, — ничего…
Хозяйка виллы звонко расхохоталась.
— Знаешь, какую песенку сочинили портовые шлюхи?
И она пропела хриплым вульгарным голосом:
Ты долго плавал, морячок, Я позабыть тебя успела, Развязывай свой туесок, Подорожало нынче тело!
Сантидио кисло улыбнулся.
— Ты все та же, Зана…
— Стараюсь, — сказала она. — Но хватит обо мне, давай поговорим о тебе. Говорят, ты что-то привез мне в подарок? Надеюсь, живого лимурийца?
— Увы, они остались лишь в преданиях и легендах. Но, думаю, мой подарок тебе понравится.
Сантидио поставил на стол невзрачный, обитый кожей ларец и откинул крышку с просверленными в ней отверстиями. Ящик был полон воды. Дон Эсанди запустил в него руку и извлек небольшое, величиной с кулак, существо. Когда он опустил его на столешницу, существо выставило вперед клешни и боком побежало по голубой поверхности. Это был краб. Панцирь его переливался всеми цветами радуги.
Зана дель Донго с интересом наблюдала за маленьким созданием, не выказывая, впрочем, особого восторга.
— Что ж, — сказала она наконец, — я люблю крабов. У них нежное мясо. А из панциря можно сделать неплохую брошку.
— Ты шутишь! — воскликнул Сантидио. — Я не стал бы везти через три моря подарок для твоего повара и ювелира. Это совсем необычный краб.
— Он поет, свистит, танцует, обучен грамоте?
— Нет, его придется убить и высушить. Потом растолочь и приготовить чудодейственный порошок. Я как раз рассказывал почтенному Паш-мурте, где я обнаружил это необычное творение природы. Как-то буря прибила наш корабль к одинокому острову в Южном океане. В поисках пропитания мы высадились на берег и наткнулись там на необычный ручей, достаточно широкий и бурный, с водами странного цвета. Вернее, цвет определить было невозможно, так как он постоянно менялся. Поток вытекал из одной скалы и скрывался под другой, не соединяясь с морем…
— Погоди-ка, — перебила Зана. — Этот порошок, о котором ты говорил, — он для чего?
— О, это самое чудесное снадобье, о котором мне приходилось слышать! — воскликнул Сантидио. — Но позволь рассказать все по порядку…
Зана кивнула одной из служанок, и та удалилась куда-то за вышитые занавески. Дон Эсанди успел поведать, как испуганные обитатели острова, завидя вооруженных людей, униженно просили не лишать их пропитания, когда в зале, неслышно ступая мягкими туфлями, появился сутулый мужчина в черной одежде без украшений.
Его седые волосы падали на несвежий воротник, усыпанный перхотью. Человек поклонился и уселся в одно из кресел.
— Это мой лекарь Родарг, — представила его хозяйка, — он сведущ во многих снадобьях и с интересом послушает твою удивительную повесть, мой милый Сантидио.
Путешественник расцвел от этого «милого Сантидио» и с воодушевлением продолжал:
— После расспросов выяснилось, что раз в год в разноцветном потоке появляется огромный краб, чей панцирь сияет, словно радуга. Как он попадает туда из моря, аборигены не знают, хотя, я думаю — через подземные пещеры. Его ловят и обменивают на товары, которые привозят купцы из Вендии, что позволяет племени безбедно прожить до следующего года. Они не подпускают к потоку других обитателей острова, который весьма обширен. Иные племена приносят им съестное, получая взамен вендийскую утварь и оружие. Нас они поначалу приняли за вооруженных грабителей.
— Видно, немало стоит этот краб, если вендийцы снабжают за него целый остров, — задумчиво проговорила Зана. — Но твой подарок не слишком велик. Дикари тебя обманули?
— Нет-нет, — запротестовал Сантидио, — огромный краб действительно появился…
— Отчего же вы его не забрали?
— Тем самым мы обрекли бы на голодную смерть целое племя. Другие аборигены никогда не дали бы им еды, а земля племени Краба скалиста и бесплодна. Хотя капитан и предлагал то же самое, да и команда роптала…
— Узнаю гуманиста Сантидио, вдохновителя тайного братства «Белой розы»! Почему же капитан корабля не настоял на своем?
— Потому что это был мой корабль и мой капитан, — нетерпеливо ответил дон Эсанди, — и мы пустились в путь, чтобы изучать страны и народы, а не грабить беззащитных дикарей. Кроме того, тот большой краб — самка, которая производит в разноцветном ручье свое потомство. Обычно одного детеныша, аборигены отпускают его на волю. Но на сей раз их было два, и я счел возможным забрать одного малыша, чтобы привезти в Зингару и подарить женщине, которая столь умна, что предпочитает украшениям и нарядам различные диковинки.
