Пол Томпсон - Перворожденный
Ночью дождь перестал, и теперь с юга дул ровный ветер, разрывавший плотный покров облаков на мохнатые, пушистые куски. С выгодной позиции на вершине холма над рекой казалось, что облака несутся на уровне глаз. Лучи утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь просветы в тучах, освещали берег реки.
– Странная погода, – обратился Ульвиссен к Ситасу, выглядывавшему наружу.
– У нас здесь редко бывает снег или лед, но зимой с южного океана часто налетают ураганы, – объяснил принц Сильванести.
На реке было оживленно: взад-вперед, пользуясь затишьем, сновали мелкие суденышки. Ульвиссен, подобрав полы своего толстого шерстяного плаща, спросил у Ситаса, прерывается ли сообщение через реку во время шторма.
– О нет. Рыбаки и паромщики привыкли к плохой погоде. Только необыкновенно жестокий ветер может приковать их к причалу.
Ульвен и Тералинд вышли из палатки, эскорты Ситаса и посла выстроились по порядку. При дневном свете старый посол выглядел еще хуже. Кожа его была землистого цвета, с явственно проступающими голубыми венами. Человек двигался так мало, что Ситас принял бы его за труп, если бы он время от времени не моргал.
Группа слуг принялась сворачивать палатку. Воздух наполнился стуком деревянных молотков и шумом падающих тканей, и Ситас направился на баржу. Ночью гигантская черепаха втянула в панцирь голову и ноги, сейчас она все еще спала. Ситас постучал по корпусу судна.
– Паромщик! – позвал он. – Ты здесь?
Вверху показалась голова пожилого эльфа.
– Здесь, Высочайший!
Он вспрыгнул на фальшборт с удивительной для своего возраста ловкостью. На плече его лежал длинный рычаг; слегка раскачивая его, он подошел к месту, где цепи, охватывавшие панцирь черепахи, были привязаны к гигантским железным крючьям, вбитым в корпус баржи. Просунув плоский конец рычага под цепи, он крикнул:
– Отойдите все в сторону!
Солдаты – эльфы и люди – встревожились. Ситас, направлявшийся обратно к Ульвиссену, резко остановился и обернулся. Паромщик налег на рычаг, и одна цепь соскочила с крюка. Он снова закричал, чтобы освободили дорогу, и скинул с крюка другую цепь. Принц заметил, что люди наблюдают за всем этим с неподдельным интересом, и надеялся, что паромщик знает, что делает.
Огромные оковы спали с черепахи. Ошейник, обхватывавший шею животного, раскрылся, и от этого оно проснулось. Мощная зеленая голова медленно поднялась.
Паромщик поднес к губам горн и издал трель. Из панциря показались ноги черепахи, она встала, Задняя часть панциря задела баржу, и та сдвинулась с места.
– Осторожно! – предупредил паромщик.
Пятнадцатифутовая баржа с возрастающей скоростью скользила вниз по слякоти. Вчера, во время подъема, в земле была уже прорыта канава, и теперь паром съезжал по ней вниз, поднимая перед собой фонтан грязи. Паромщик проиграл на своем горне кавалерийский марш.
– Это безумие! – воскликнула Тералинд. – Он разлетится на куски.
Оглянувшись, Ситас увидел, что женщина оставила своего прикованного к креслу мужа и вместе с Ульвиссеном подошла ближе к склону. Как того требовала вежливость, он попытался успокоить ее:
– Это обычное дело. Не бойся, госпожа, судно построено крепко.
И он молился Матери, чтобы это оказалось правдой.
Плоская корма баржи ударилась о воду, подняв гигантскую волну. Затем судно полностью соскользнуло в реку, оставив за собой шлейф грязи.
Черепаха неуклюже двинулась к реке. Когда рептилия проползала мимо, слуги, разбиравшие палатку, бросились врассыпную. С невозмутимым спокойствием гигант развернулся и двинулся вниз, Скользкая грязь под ногами не мешала ему ползти по склону. Когда хозяин протрубил сигнал, черепаха спокойно вошла в воду и позволила снова привязать себя к барже.
Через час посольство было готово к отправлению. Когда все направились по вымощенной мрамором дорожке к воде, ветер утих и вскоре совсем прекратился.
Эльфийский капитан покачал головой.
– Затишье скоро кончится, – осмелился он заметить.
– Снова пойдет дождь? – спросил Ульвиссен.
– И ветер подует, – добавил Ситас.
Посол и его свита прибыли на остров без происшествий. На берегу их ожидало трое носилок и две повозки, запряженные лошадьми. Волны разбивались в пыль о причал, забрызгивая несчастных носильщиков, стоявших около портшезов. Позабыв о церемониях, посла поспешно запихнули в одни носилки, госпожу Тералинд – в другие, а Ситас забрался в третьи. Повозки были предназначены для багажа. Все остальные должны были идти пешком.
Войдя к себе, Ситас был поражен. Окна были закрыты ставнями – шел дождь, – и в полутемной комнате, без света, его ожидала Герматия.
– Итак, ты дома, – раздраженно начала она. – Стоило дело того?
Ее угрожающий тон не предвещал ничего хорошего. Без всякой причины Ситас почувствовал гнев, и это его удивило.
– Я должен был это сделать, – мягко ответил он. – Но все получилось хорошо. Мы показали людям, из какого теста сделаны эльфы.
Она задрожала и, пройдя мимо принца, приблизилась к закрытому окну. Просачиваясь сквозь щели в ставнях, на холодный мраморный пол стекал дождь.
– И из какого же теста сделан ты? – вспыхнула Герматия.
– Что ты имеешь в виду? В чем дело?
– Ты рисковал жизнью ради этикета! А обо мне ты хоть подумал? Что бы сталось со мной, если бы ты погиб?
Ситас со вздохом опустился в кресло, сплетенное из побегов клена.
– И в этом причина твоей тревоги? Не похоже на тебя, Тиа. В конце концов, никакой опасности-то не было.
– Да брось ты свое проклятое спокойствие! Ты все никак не желаешь уразуметь, о чем я тебе толкую. – Герматия повернулась к наследнику престола и прошипела сквозь стиснутые зубы: – Время, когда я могла родить ребенка, прошло, и мы его упустили.
Ситас, наконец, понял. Хотя эльфы могут жить как муж и жена тысячу лет, они способны к рождению ребенка только три или четыре раза за всю жизнь. Эти периоды нерегулярны; даже врачеватели, жрицы Квенести Па, не могут предсказать их более чем за день-два.
– Почему ты мне раньше не сказала? – смягчившись, спросил Ситас.
– Тебя здесь не было. Ты спал отдельно.
– Со мной так трудно поговорить?
Она сжала край вышитого воротника.
– Да, так трудно.
– Тебе не составляет труда получить от других то, что нужно, – небрежно продолжал Ситас. – Ты собираешь подарки и комплименты, словно ребенок цветы на лугу. Почему ты со мной не можешь поговорить? Я твой муж.
– Ты тот, за кого я вышла замуж, – поправила она, – а не тот, кого я любила.
Ситас резко поднялся:
– Я услышал довольно. Впредь ты…
Она двинулась к нему:
– Ты хоть раз меня выслушаешь? Если ты намерен и дальше рисковать своей жизнью из-за ерунды, ты сначала должен завести ребенка. Тогда наш брак будет иметь какой-то смысл. Наследнику нужен наследник. Тебе нужен сын; мне нужен ребенок.
