Иван Петров - Томчин
Были и у нас поражения, потому что теперь мы — это мы и кидани. Их, конечно, китайцы потрепали, зажимая в углах и мешая позвать нас на помощь. Зато, когда жалобное поскуливание и визг достигали наших ушей, мы гоняли обидчиков, как паршивых собак по полю, до ближайшего гарнизона. Иногда, к нашему удовольствию, гарнизон им добавлял от себя, если город был в наших руках. И им (гарнизону) весело, и нам не скучно. Но конец — все одно один. Осенью мы покинули все освоенные земли и дружными рядами вернулись к себе в степь, зимовать. Кони не люди, им нужен отдых. Города и уже освоенные осадные пепелацы переданы местным китайцам и киданям. Если смогут, пусть противостоят зимой своим поработителям — чурдженам. В следующем году новые будем доставать.
Полководец я хороший, а политик — так себе. Два года жизни провел на войне, а воз и ныне там. Кроме добычи — и нет ничего. Разве что, новое государство киданей образовалось.
На западной границе в наш Союз вошли племена карлуков, это было еще в прошлом году, а я до сих пор не знаю о них ничего. Даже не поинтересовался. Принесли свою покорность и принесли. Живем дальше.
Ладно, встаем, отряхиваемся и за работу. Боишься — не делай, делаешь — не бойся, не сделаешь — погибнешь. Как еще себя подстегнуть? "Наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!" Наверняка, Хрущеву это какой-нибудь референт написал, но кто поверит? Ну, быстро, встал и пошел. Разминать ногу надо, само уже не пройдет, не молоденький. Хан должен быть весел и здоров в глазах подчиненных. А не кряхтеть и морщиться, залезая на коня. Давай, потихоньку: встал — сел, встал — сел… Не в первый раз и, может, не в последний. И морду лица держи, следи за выражением…
Сволочь. Хорошая идея, пришедшая в голову мне, была тут же украдена императором. …Через два года войны, но для тысячелетней — это почти мгновенно. Он тоже призвал народы и племена Цинь сплотиться перед лицом чужеземного агрессора и ткнул пальцем в меня. Все препятствия для карьерного роста многоплеменного населения сняты, различия по национальностям упраздняются. Каждый может достигнуть любых постов, если достоин. Гад. Повторил действия правительств западных стран в начале двадцатого столетия, чтобы погасить идеологическое влияние на умы от появления на карте СССР.
Сразу все намечавшиеся революции сдулись, и только совсем отвязанные борцы за справедливость остались кричать на площадях. Гад. Нет, ну кто он после этого? И новоявленные циньские чиновники за полученные погоны мне спасибо не скажут. Я для них дикий варвар, кровожадное чудовище, сталинский палач. Купились на китайскую подделку. Это обойдется им и их близким в дополнительный год войны. Разворуют за зиму у меня города, придется снова циньские гарнизоны вышибать. Жечь заставляют. Думай Сергей, опять думай.
Зато Си Ся без всяких просьб и напоминаний этим летом накинулась на империю. Верят в меня люди, не то что чинушки мелкие, понимают, с кем Цинь связалась. Запомнил молодой правитель работу землекопа. Старается. И где-то он прав. Нет, точно старею, ишь, как завелся, угрожать начал. А как же мой принцип: угрожаешь — не делай, а делаешь — не угрожай? А никак, я же про себя, а не вслух.
Итак, фактически, мы потеряли все плоды своих завоеваний в империи за два предыдущих года и оказались в татарской степи, в местах, откуда начинали поход. Остались три неутраченных достижения прошедшей войны. Первое. Знание географии нашего противника и опыт ведения боевых действий на его территории. Теперь мы в равных условиях с защитниками Цинь, но качество войск и талант генералов дают нам неоспоримое преимущество. Во-вторых: удалось сохранить большую часть нашей китайской агентуры, завербованной в истекшие два года. Мы полностью информированы обо всех проводимых восстановительных и оборонительных работах империи, формировании и подготовке войск, слабостях командования и задачах, поставленных перед ними императором. Цинь считает, что произошло то, на что тысячелетняя рассчитывала с самого начала войны. Монголы ушли.
Спешно ремонтируются все крепости и крепостная защита городов, уже восстановлены гарнизоны, сформирована новая шестисоттысячная армия прикрытия северных границ. Империя почти восстановила статус-кво. Кроме одного. Вновь образованное государство киданей уже переименовано в империю, получившую название Железной, и создает стотысячную армию. На завоевание взбунтовавшихся провинций отправлен шестидесятитысячный корпус генерала Ваньяна, известного своими сокрушительными поражениями. Видимо, императорский двор считает это достаточным. А, между прочим, вся армия Цинь наводнена киданями, они занимают ответственные посты по всей стране. И у них теперь есть своя империя, а у нас с этой империей есть союзный договор. Это в третьих.
Как бы отнесся фон Нейман к тому, что его именем я назвал своего коня? Честно говоря, просто повторил в своей работе его подход с применением теории операторов к квантовой механике. Нырнул где смог и вынырнул где надо.
Как — как?! Не поверил бы. А зря.
Взял двухлеткой из табуна. Подарили, неудобно было отказываться. Выбрал за белую гриву, саврасого. Я ж городской, мне цвет понравился. Ткнул пальцем и только через неделю нашел время подойти к подарку. Сейчас кажется, что все командные жесты, которые я придумал для нас, он усвоил за один день. Вряд ли. Их больше десятка, наверное, месяц понадобился. У нас с ним своя алгебра. Подзываю, сжав руку в кулак, незаметно для окружающих, главное — чтобы он заметил. А если не видит — коротким цоканьем, похожим на сурчиное, только тихим. Метров за двести-триста меня слышит. Но и на голос — пожалуйста, все до тончайших смысловых интонаций. Абсолютная преданность. Собака. Иногда такое ощущение, что понимает язык, слов триста-пятьсот знает. Говорят, у монгольской породы это обычное дело.
Вывести такую мне кажется невозможным. Выносливы, неприхотливы, как лошади Пржевальского или куланы. Близко. Только те — дикие твари, хрен приручишь. Мне с одной пришлось поконтачить, так и через неделю зверем бросалась. Без толку.
А эти напоминают огромных псов, ласкающихся к хозяину. И отношение монгола к своему коню — как к члену семьи, другу. Я со своим даже боролся в шутку — закидывал передние копыта себе на плечи. Вес — килограмм триста. Ничем не балую, бывает — даю остатки того, что ем сам. Немножко, он любит… Мясо даю. Охрана следит, подкармливает, но в основном на подножном корму. Зимой разве что…
Толком никого кроме меня не подпускает. Теперь в мое отсутствие на нем сидит мой дух, сульдэ. По смыслу — бог войны, вселившийся в меня, как-то так. Но уже не бог, а я сам, мой дух. То есть, я — бог. Сложно это все. Дошептались.
