Дмитрий Емец - Первый эйдос
Внезапно послышался звук разбившейся тарелки. Дафна вскочила и с ужасом уставилась на осколки.
– Что на тебя нашло? – удивился Меф.
Мрак вполне переживет потерю одной тарелки с морепродуктами, и Дафне это, без сомнения, известно. В резиденции вечно что-то падало, разлеталось, ломалось. Особенно в дни, когда Арей устраивал тренировки прямо здесь, на месте. Или когда очередной армейский деятель додумывался дать Чимоданову взятку – сумку с гранатами или пехотными минами, до которой раньше Петруччо добирался Зудука.
– Мне показалось, там был щенок, – сказала Дафна.
Меф заглянул в разбитую тарелку.
– Кальмары, мидии, морская капуста… Никаких щенков! – сказал он.
– Нет, я видела щенка! Он там лежал. Маленький такой, дрожащий. Мне захотелось убить его, содрать кожу и выпить кровь, – алчно произнесла Дафна.
Осознав, что именно она сказала, Дафна взвизгнула и зажала рукой рот.
– Вполне нормальное желание для начинающей ведьмы. Хочешь, я сделаю заказ по телефону? Тебе какого конкретно щенка? По-моему, на тарелке круче всего будет смотреться далматинец. Все эти черные пятнышки… – предложила было Ната, но на нее зашикали.
– Как можно быть такой свиньей? – с негодованием спросил Мошкин.
– Не знаю как, но можно, – с вызовом отвечала Вихрова.
Ей нравилось казаться хуже, чем она есть. Простенькое хобби постепенно становилось привычкой, которая со временем должна была выковать из Наты законченную стерву.
Дафна прижалась к Мефодию.
– Со мной никогда такого не было. Наверное, я схожу с ума, – плача, пожаловалась она.
Меф взял Дафну за руку и решительно увлек ее на второй этаж. Ему не хотелось, чтобы их слышали. Толкнув Даф в кресло, он начертил на стене руну третьего уровня. Эта руна никак не могла помешать подслушивать, но превращала все сказанные слова в невинный и даже отчасти слабоумный треп.
– Кто-то мог послать видение, – предположил Меф.
– Видение – да. Сколько угодно. Но он не мог послать желание. Я могла увидеть щенка, но не могла пожелать его убить. Снять кожу, выпить кровь!
– А ты хотела?
– В том-то и дело, что да. Пусть на мгновение, но мне очень этого хотелось!
И вновь Даф так ужаснулась этой мысли, что до крови прокусила себе руку. Мефодий понимал ее. Каково было существу, выросшему в Эдеме, существу цельному и прекрасному во всех своих проявлениях, поймать себя на таком жутком желании! Желании, скорее свойственном простейшей нежити, какому-нибудь хмырю болотному, но никак не светлому стражу.
– Значит, и желание было не твое! – снова предположил Меф.
Даф кивнула. Глаза у нее сухо блестели.
– Тем хуже. Если они могут заставить меня испытывать желания – значит, они пробрались глубоко. Мрак уже сидит во мне. Как вирус, как инфекция. Он разрушает и разъедает меня изнутри. И самое скверное – я не знаю, как он там оказался.
– Заброшенный дом… – подсказал Меф.
– Я сама виновата. Я пропитываюсь мраком как губка. Я чувствую себя грязной. Такой грязной, что хочется забраться в ванну и тереть себя мочалкой, пока не сдерется кожа, – беспомощно сказала Даф.
Меф про себя решил, что для прежней Дафны это желание чересчур брутально. Истинный свет даже в покаянии не впадает в психопатию. Самобичевание, равно как и прилюдное блуждание с растравленными язвами, – развлечения мрака. Очередная его пародия на свет.
Надо что-то делать, но что? Мысль тоскливо буксовала, колесами выбрасывая грязь пустых сомнений. Меф взглянул на часы. Короткая стрелка прилипла к шести, а длинная болталась где-то на подходе. Он вспомнил, что вечером должен быть у валькирии.
«Вот пусть валькирия все мне и объясняет!» – сердито подумал Мефодий, подсознательно радуясь, что его внутренний гнев сумел найти громоотвод. Когда тебе тяжело – пни кого-нибудь, и тяжело будет не только тебе.
– Я найду Эссиорха. Не уходи, пока он не свистнет снизу. Хорошо? Сам я скоро приду!
Дафна не ответила, однако Меф понял, что она его услышала и сделает все, как он сказал.
* * *Меф вызвал Мамая. Можно было телепортировать, но мрак зорко отслеживает телепортации своих сотрудников. В случае же с Мамаем шпионы вполне могли решить, что он поехал по делам мрака. За чистыми пергаментами к таксидермисту, да мало ли куда еще. Если же кто-то из недоверчивых комиссионеров все же увяжется, Меф сумеет объяснить ему значение слова «неприятности».
Мамай прибыл быстро. Снаружи послышался красноречивый звук, какой бывает, когда один автомобиль с большой железной радостью приветствует другой. Буслаев подозвал Улиту и шепотом попросил ее заглянуть в кабинет к Арею, спросить: может ли он, Меф, отлучиться. Конечно, Буслаев мог заглянуть и сам, но ведьма справлялась с такими поручениями успешнее.
Улита заглянула и почти сразу вернулась.
– Ну, что он сказал? – нетерпеливо спросил Мефодий.
– Он сказал: «Хм», – передала ведьма.
– И все?
– Все!
– Значит, услышал и принял к сведению.
– А если бы не принял?
– Тогда он выразился бы более определенно.
На этот раз Мамай прирулил на доисторическом джипе. Его шипованная резина, мало подходящая для лета, была выкрашена в белый цвет. Судя по верным признакам, джип некогда подорвался на фугасе.
– Эхо иракской войны? – спросил Меф.
Мамай довольно ухмыльнулся. Буслаев понял, что угадал.
Мефодий уже опустился на заднее сиденье, и Мамай сдавал задом, вместе с джипом сдвигая подбитую машину, когда кто-то окликнул их. Из резиденции появилась Вихрова и плюхнулась на сиденье рядом с Буслаевым.
– Я с вами, – сообщила она.
– С какой радости? – не понял Меф.
Ната подняла глаза, одновременно опуская весь мир. Это было ее ноу-хау.
– Меня послал Арей. Он крикнул: «Вихрова, иди за ним! Синьор помидор чего-то мудрит, а чувство опасности у тебя развито раз в десять сильнее».
Мефу это не понравилось. Ничего себе пропорции!
– Ты уверена, что ничего не путаешь?
– Ты меня утомляешь. Не веришь – спроси у Арея. Не заблуждайся, Буслаев, ничего личного… Если, конечно, ты сам не захочешь все поменять!
На круглом лице Наты вновь началась пляска мышц. Меф спокойно созерцал ее. Он знал, как сильно это раздражает Вихрову и был не прочь ее подразнить.
– А кончик носа ты опускать и поднимать умеешь? Или только вправо-влево? – спросил он любознательно.
Ната резко отвернулась.
– Мамай! Ты едешь? – бросила она гневно.
– Ны пускаэт ныкто, панымаэшь! – с гневом пожаловался хан.
Он вклинился между двумя рядами и выжал газ, с грохотом раздвигая застрявшие в пробке машины. Тяжелый джип пробивал пробку насквозь. На Мамая орали. Он не оставался в долгу. Высовывался в окно, размахивал пластилиновой рукой. «Вот и «прокрались на мягких лапках», – подумал Меф.
