Явье сердце, навья душа (СИ) - Арнелл Марго

— Значит, я теперь не знаю, кто я, — прошептала Мара.

Яснорада шагнула к ней на нетвердых ногах, мягко взяла за плечи.

— Перемены пугают, я знаю. Неизвестность — тоже. Но все эти перемены в тебе — от тебя. Морана вложила в твою душу, твою суть выученную безупречность, но чувствовать, дружить и сострадать научилась ты сама. Ты сама изменила свою природу. И всегда была вольна выбирать свой собственный путь. Подумай только… Ты больше не привязана ни к царству мертвому, ни к Моране, ни к зиме. Перед тобой теперь столько дорог — выбирай любую!

Мара помедлила. Вдумчиво кивнула.

— Хорошо. Но сначала… Эту с вами до конца пройду.

Ведомые волшебным клубком из сундука Ягой и голосами навьих духов, ожившая зима, говорящий кот и невоплощенная стихия добрались до сердца острова Буяна. Там, со всех сторон окруженный ручьями, словно сам по себе маленький остров, стоял Алатырь, бел-горюч камень, отец всех камней. Стремящийся ввысь исполинский алтарь с выточенными на нем узорами и символами. Яснорада смотрела на них, будто завороженая, но прочесть, разгадать письмена не могла, как ни старалась.

За Алатырем, шептали навьи духи, находились врата в Ирий — невиданной красоты райский сад. Яснорада и впрямь видела в отдалении золотые кованые ворота, изящные, будто кружево из металла. И чувствовала, знала, что они не откроются для нее, для них. Не сейчас. По-видимому, знала это и девушка, что застыла перед вратами райского сада. Впрочем, находиться долго без движения она не могла. Русоволосая, миловидная, прохаживалась туда-сюда легким пружинистым шагом. На них едва взглянула и тут же потеряла интерес.

Яснорада поклонилась Алатырю: не просто камню — центру мироздания. У его подножья тек живой источник. Благоговея, она опустилась на колени, набрала в заготовленный кувшин прохладной, чистой живой воды.

Стоило выпрямиться, как таинственные знаки на Алатыре загорелись. Они манили ее, звали к ним прикоснуться.

— Веснушка?

Она вздрогнула, заслышав голос Богдана, и будто бы очнулась. Пока она набирала воду, Мара открыла тропу в Явь. Сама она стояла в отдалении, казалось, ко всему безучастная. Но мнимым равнодушием на лице царевны Яснорада больше не обманывалась. Не равнодушие это — сдержанность, лишь одна из сторон Мары, самая… поверхностная.

Гость из другого мира, Богдан очарованно смотрел на живую воду, как она мгновения назад — на загадочные знаки Алатыря.

— Это… она? Она исцелит Матвея? То есть… вернет его к жизни?

— Должна. Осталось только его найти.

Кащеев град не мал, но Ягая обязательно поможет.

— Говорят, Алатырь желания исполняет самые сокровенные, — мурлыкнул Баюн.

Яснорада просияла.

— Это значит, я могу попросить его вернуть Матвея! И тревожиться не станем, поможет ли ему живая вода!

— А Алатырь может исполнять желания людей из Яви? — дрогнувшим вдруг голосом спросил Богдан.

Баюн, вздохнув, покачал головой.

— Не принадлежишь ты Нави.

— Странно… — медленно произнес Богдан. — Потому что мое желание Алатырь исполнил. Одно из них, но…

Изумленная, Яснорада проследила за его взглядом.

Уже виденную ею русоволосую незнакомку обнимал… Матвей. Золотые ворота за его спиной медленно закрывались.

«Быть не может, — мелькнуло в голове. — Сам нашелся!»

Подозрительно сощурившись, Яснорада взглянула на Алатырь.

— На перекрестке стоит он, — негромко и певуче сказал Баюн, — где сходятся все пути, все судьбы.

— Вот и наши сошлись…

Они не без робости подошли к целующейся паре. Богдан шел за Марой, как ее тень, привязанная на короткий миг к Нави.

— Матвей? — позвал он.

Голос снова дрогнул.

Рыжеволосый расплел объятья, взглянул удивленно. Улыбка не сходила с его лица.

— Ошиблись вы, — бросил он беззаботно.

— Финист он, — рассмеявшись, вторила девушка.

Яснорада сжала руки в кулаки в немой безотчетной ярости. Забрала Морана его имя, воспоминания забрала.

Злость растаяла, когда за ухом Финиста она увидела соколиное перышко.

— Он птицей наполовину стал, — сказал Баюн, заставив оторопеть и ее, и Богдана.

— Соколом, — гордо подтвердил Матвей.

Яснорада рассмеялась, покачав головой. Пригодилась ему, значит, ее сила.

Матвей звонко поцеловал русоволосую девушку в щеку и они, обнявшись, пошли прочь. От золотых ворот, от райского сада, от отца всех камней Алатыря.

И от бледного, взволнованного Богдана.

— Марьюшка… — донеслось до них задумчивое. — Ты не думала… Не хочешь остаться на острове Буяне? Тут столько прекрасных мест и столько чудных птиц…

Яснорада не услышала ответа — лишь увидела, как Марьюшка теснее прижалась к плечу своего ненаглядного. Она растерянно взглянула на Богдана. Разве не для спасения Матвея они проделали весь этот путь?

— Он счастлив, — с какой-то странной болью сказал Богдан. — Счастливее, чем когда-либо в Яви. Матвей получил то, чего всегда хотел. Свободу. А вдобавок, выходит, и его сокровенное желание исполнилось. И без Алатыря. Не зря он так восхищался птицами…

Богдан вдруг улыбнулся, просветлев.

— И мое желание исполнилось. — Он похлопал ладонью по груди. — Здесь… полегчало. Отпустило.

— А ты, Яснорадушка, — тихо спросил Баюн. — Какого твое сокровенное желание?

Яснорада поставила на землю кувшин с живой водой. Посмеет ли она?..

— Давай, Веснушка, — подбодрил Богдан.

Баюн кивнул. Мара, глянув на него, пожала плечами и кивнула тоже.

Руки Яснорады дрожали, когда она касалась Алатыря. Узоры на нем — те, что Баюн назвал скрижалями — переменились. В рунах, в символах, в сплетении линий Яснорада вдруг отчетливо разглядела собственное имя. Скорее, проявление шестого чувства… и незримое ощущение, что рождало слияние знаков солнца, воды и земли.

— Можешь прочесть? — взволнованно спросила Баюна Яснорада.

Кот покачался на пятках, сплетя лапы за спиной. Ждал ответа от навьих духов, слушал — подрагивали и шевелились уши.

— Просто положи ладони на алтарь.

Яснорада послушалась, и в голове ее возник глухой и гулкий голос, наполненный мощью земли, словно соками из жил самого мира. Она не задавала вопросов — хотела послушать, что скажет сам Алатырь.

— Не вижу я, навья дочь, в твоем сердце ни злобы, ни зависти. Ты ищешь свет там, где его и в помине нет.

О ком он говорил? О Драгославе, которой Яснорада пыталась помочь? О навьей нечисти? Точно не о Маре. В ней есть свет.

— Ты матери своей достойная дочь и достойное дитя самой Нави. Но обряд посвящения ты так и не прошла, стихию, которую назовешь своей, так и не выбрала. Отчего? Что тебя так тревожит?

Оказалось, правду от духа камня не скрыть.

— Сущность навьих детей меня тревожит, — со вздохом сказала Яснорада. — Буду ли я мавкой или русалкой, лесавкой, полуденницей или морской девой… Что, если я себя потеряю? Потеряю и дружелюбие к людям, и сострадание, что книгами прививала мне Ягая. Потеряю человеческую сущность, хоть наносная она и ее во мне мало. Начну забирать людей с Нави, утаскивать их на дно, укрытое мягкими водорослями, кружить головы работникам полей, насылать морок на путников, чтобы они в лесу заплутали или прошли за болотными огнями вглубь трясины?

— Не все навьи дети коварны.

— Не все, — улыбнулась она, вспоминая Ладку, Настасью и… Баюна.

— Не пожелаешь — никогда не станешь вредить людям.

Яснорада молчала, пока менялись скрижали. Выказывать свои сомнения отцу всех камней она не решилась, но Алатырь, как оказалось, не договорил.

— Хочешь оберегать людей, стать их защитницей?

Яснорада ответила без запинки:

— Хочу.

— Благословить тебя могу, чтобы стала ты берегиней — истинной дочерью Матери Сырой Земли, сосудом для любой и каждой стихии. Всюду — в воде, в воздухе и земле будешь защищать от бед и зла тех, кого сочтешь достойным.

На сей раз Яснораде понадобилось куда больше времени, но голос ее, когда она отвечала, был тверд.