Елена Хаецкая - Голодный грек, или Странствия Феодула
И Згуропул пропел несколько строк тонким, дрожащим голосом. Феодулу же вдруг показалось, что ничего прекраснее он в жизни не слыхивал. Не совладав с собою, он всхлипнул от восторга и бросился целовать Георгию руки. Георгий помолчал немного, а потом молвил не без самодовольства:
– Вот так-то, отроче.
Феодул отер слезы и спросил:
– Всегда ли неизменна небесная музыка?
– Нет, ибо Бог христиан есть Бог живой; также и сотворенная Им музыка есть музыка живая. Поначалу каждому слогу текста должен был непременно соответствовать только один звук, и таким образом музыка помогала лучше уяснить смысл текста. Но с годами люди уяснили текст достаточно, и тогда появились дерзновенные мужи, которые начали распевать один слог на двух или трех звуках; иные же – на четырех и даже пяти. Многие бывали за это биты кнутом и лишены ноздрей, ибо нашлись иерархи, которые сочли и распевы кощунством. Однако мелурги стойко держались спевов, и вот уже и самые глухие услыхали, как сквозь спевные, вставные ноты звучат ангельские голоса, подобно тому как в прорехи дырявого покрывала, вывешенного после стирки в погожий день, пробивается солнечный свет… впоследствии даже нашлись такие, которые говорят, будто отчетливо слышат, как эти вставные слоги складываются в тайные словеса апостола Павла, символизирующие невыразимость Бога.
Феодул так и затрепетал.
– Правильно ли я тебя понял, брат мой Георгий? Подобна ли небесная музыка ткани, а распевные слоги в ней – прорехам, сквозь которые проступает небо?
– Правильно, – хмуро кивнул Георгий. – Да только какой нам с тобой в этом прок? Клянусь кровью Господней и кишками всех святых, мы обречены заживо сгнить в этой чертовой яме, и пусть меня вспучит, если…
Феодул положил ладонь ему на губы. Георгий так растерялся, что замер моргая. Потом глухо спросил, обдавая ладонь Феодула неприятным теплом:
– Ты что?
Феодул отнял руку.
– Пой! – сказал он.
Пришедший наутро тюремщик обнаружил, что подземный мешок пуст. Ни Феодула, ни Георгия там не оказалось. Подняли тревогу, обшарили все вокруг, однако следов подкопа, подкупа или взлома не нашли. Выждав время, доложили Дуке Ватацесу о смерти обоих узников, на что никейский император только махнул рукою: не до Феодула с Георгием ему было. Померли и померли.
Но Феодул и Георгий, конечно, не умерли. Еще чего не хватало. Утекли водой, просочились тонким песком и растворились, уйдя из узилища сквозь небесные прорехи в ангельском пении, а там уж следы их окончательно затерялись, и проследить дальнейшую их судьбу для нас не представляется возможным.
Июль 1998, Левашова – февраль 2000, Петербург
