Марина Ефиминюк - Ловец Душ
– Эй, девица!
Я напряглась и поторопилась за Зипом к выходу.
– Тебе говорят «стой»! – вдруг огорошил полковой. – Портрет мне один напоминаешь, что висел тут с месяц назад!
Смущённый присутствием высоких чинов народ окончательно замолчал и обратил на меня внимательный взор. В воздухе повисла тишина. Даже хозяин таверны, спешивший из кухни с подносом еды, застыл восковой фигурой, широко раззявив рот. Мы с Зипом остановились, я не оборачивалась.
– Почему не отвечаешь, когда тебя спрашивают? – Я услышала, как полковой поднялся и встал за моей спиной. – Лицом ко мне повернись! – Он резко схватил меня за плечо и с силой развернул.
Бейджанский тулупчик свалился на пол, и затаившая дыхание таверна увидала мои связанные, стёртые до крови верёвками руки.
– Батюшки, – зашептал кто-то, – это ж девка та, Москвина! Выловили всё-таки!
– Охотник за головами... – услышала я шелестящий голос за спиной и низко опустила голову.
Вот это ДА! За все время моих скитаний и метаний узнали меня впервые, и надо же, когда я сама решила сдаться властям!
Я посмотрела в породистое лицо военного, окружённое зеленоватым ореолом охранного амулета. Под моим пристальным тяжёлым взором мужчина вначале потух, замялся. Потом, хорохорясь, вскинул голову, будто бы «ясноокий» взгляд не тронул его.
– Эй ты, милсдарь, – грубо окрикнул его Зип, моментально сориентировавшийся в обстановке. – Она моя. Я её выловил, мне и деньги получать.
Военный не сводил с меня зачарованного взгляда, на заднем плане два его приятеля медленно поднимались со своих мест. В воздухе запахло дракой.
– Грамоту свою дай, бейджанец! – рявкнул молодчик командным голосом. Он никак не хотел уступать куш в тысячу золотых, неожиданно приплывший в руки. Тем более что уже неделю он не мог выплатить карточный долг в половину вознаграждения за мою поимку.
Зип на какой-то момент замялся, а потом я скорее почувствовала, нежели услышала, как в мизинце от моего уха пролетел арбалетный болт, и непроизвольно отшатнулась. Усатенький резко захрипел и повалился. Зип схватил меня чуть повыше локтя и, пока люди приходили в себя, потащил к выходу. Двое приятелей раненого полкового кинулись к нему, один заорал:
– Держи бейджанца!
Люди сбились в кучу над телом, тоненько завизжал женский голос. Мы выскочили на морозную улицу и как сумасшедшие метнулись к конюшням, распугивая прибывающих посетителей. Из таверны вывалилась толпа, орущая в десяток глоток:
– Держите убийцу с девкой! – Кто-то попытался преградить нам путь, но был сметён в снег стопудовой массой Зипа.
В конюшне было тепло, пахло навозом и старым сеном. Зип схватил за гриву нашу кобылу. Она заржала, попыталась вырваться и лягнуть бейджанца.
– Они в конюшне! – истерично визжали преследователи.
– На кой дрын ты это сделал?! – орала как умалишённая я.
– Заткнись! – зарычал бейджанец, пытаясь успокоить лошадь и надеть упряжь. – Заткнись! Они бы тебя до города не довезли, изнасильничали и отмолотили в придачу!
– Вон они! – В конюшню вбежали запыхавшиеся преследователи, останавливаясь в дверях.
– Дай мне арбалет! – тихо прошептала я, уверенная, что сейчас над нами устроят «народный суд».
– Ты умеешь стрелять? – сквозь зубы пробурчал Зип.
– Я много чего умею, особенно когда руки развязаны!
Он закрыл меня своим мощным телом, не выпуская из поля зрения медленно приближающихся разозлённых служивых, обнаживших сабли да мечи, а потом быстро вложил мне в руки небольшой арбалет.
– Где болты? – прошипела я.
– В кармане.
С огромным трудом не уронив оружия, я залезла в его карман, нащупала там тяжёлый металлический кругляшок. Зарядить арбалет связанными руками казалось невообразимой задачей. Кряхтя и постоянно отступая под нажимом Зипа в угол стойла, я приладила болт. Лошадь, стоящая в проходе между стеной и стойлом, испуганно заржала, попятилась. Я выглянула из-за бейджанца и нажала на спусковой крючок. С жужжанием болт впился в лошадиный бок. Животное дико заржало и попыталось неловко встать на дыбы, а потом бросилось к выходу, подминая нападавших. Оглушительный визг накрыл конюшню. Люди, как тараканы, высыпали на улицу.
– Зип! Быстрее! – скомандовала я, но тут поняла, что он медленно оседает на застеленный грязной соломой пол. Я отскочила назад, наткнулась на стену, а Зип уже лежал, закатив глаза. На груди его светлой стёганой душегрейки растекалось ярко-красное пятно. Я испуганно вздрогнула. В стойло, переступая через мёртвое тело бейджанца, зашёл один из полковых. Его бледное лицо рассекала черта отвратительной торжествующей ухмылки. Мои руки вмиг ослабели, арбалет выпал из задеревеневших пальцев. Полковой ткнул сапогом мёртвого Зипа в бок, негромко хмыкнул и неожиданно ударил меня по лицу – сильно, жёстко, с разворота. Я вскрикнула от боли и плашмя рухнула на безжизненное тело. Следующий удар пришёлся по рёбрам. Почувствовав во рту отвратительный металлический привкус крови, я сплюнула бордовую слюну.
– А за это, – прохрипела я, – тебя порешат!
– А за это, – от удара по почкам я свернулась калачиком и заодно закрыла голову, надеясь, что подкованные каблуки не попортят лица, – я получу тыщу золотых! – тяжело проговорил военный, схватил меня за шкирку и попытался поднять. Ноги не слушались, я мешком рухнула обратно, за что поучила град ударов.
– Напрасно ты это сделал, щенок, – только и смогла прошептать я, выплёвывая кровь.
Тело ныло, голова гудела. Свернувшись клубочком, я лежала в продуваемом всеми ветрами сарае, от боли не чувствуя ни холода, ни голода. И ждала. Ждала, когда здесь появится Арсений. Через щели между досками я видела, как медленно вечереет. Возможно, новости о моем пленении задержались в пути и пока не достигли ушей колдуна. Я судорожно вздохнула, резкий спазм подвёл живот.
Все-таки жалко бейджанца. Он, конечно, был туповат, но ведь смерти не заслужил, а тот подстреленный подонок всё равно выжил. Даже заходил с перебинтованной грудью «проведать» и хорошенько пнуть под ребра за «посрамлённую военную честь и гордость». Я с трудом перевернулась на спину, дышать стало легче. Студёный воздух холодил горящее лицо.
За хлипкой стеной происходило какое-то движение, под чьими-то сапогами хрустел снег, подъезжали повозки, раздавались далёкие голоса. До меня доносился резкий табачный дым от папиросы дежурящего под дверью охранника. Изредка к сараю прибегали хозяйские детишки, подглядывали за мной через щель и возбуждённо перешёптывались. А я ждала.
Арсений примчался ближе к ночи. Когда я услышала скрип полозьев въезжающих во двор саней, то была уверена – это он.
