Марина Дяченко - Авантюрист
Монетки, вырученные за лошадей, конюх предусмотрительно прокалил над пламенем свечки; я растолкал Черно Да Скоро и развязал ему ноги.
Господин маг был апатичен и вял. Некоторое время я пытался вытрясти из него признание, что на самом деле он притворяется соней – но у меня ничего не вышло. Мой план, навеянный давней сплетней про изобретательную невестку, неожиданно оказался не просто выполнимым – удачным.
Черно держался в седле, как мешок. Все население поселка залегло, затаилось, разбежалось перед страшным ликом лысой болезни; поддерживая Черно и ведя лошадь под уздцы, я вывел маленькую кавалькаду за околицу, в поле, и там с облегчением придал сонному магу безопасное положение поклажи – поперек седла. Танталь зябко поежилась, Алана фыркнула; на четверых у нас было трос лошадей, я вскочил в седло и посадил Алану перед собой, Танталь, отличная всадница, взяла за повод лошадь Чонотакса – и так, небыстро, объезжая лужи, мы двинулись навстречу судьбе.
Судьба не была к нам благосклонна.
Солнце повисело над горизонтом и навострилось уже кануть за черную кромку леса – а дорога все тянулась, не подавая ни малейших признаков человеческого жилья. А ведь десять дней подряд я по десять раз выспрашивал о дороге, и по всем рассказам выходило, что неподалеку должен быть хутор, и не один!
Мы пересекли маленькую речку, через которую был перекинут чахлый дырявый мост. Лошади неохотно ступали по подгнившим доскам; мои спутники молчали. Танталь и Алана нервно вглядывались в сгущающиеся сумерки – ждали увидеть дымок над горизонтом, или строение, или хотя бы одинокий сарай; вечер был совсем весенний, безветренный и относительно теплый, но странная шутка, которую играет с нами хутор, не нравилась никому.
Что до господина мага, этого странствующего мешка со сновидениями – то вот уже пятнадцать дней я не слышал от него ни слова.
Солнце село; навстречу нам из полутьмы выплыл мостик, как две капли воды похожий на тот, что мы уже проехали. Лошади сдержали шаг. Мои смутные подозрения превратились в уверенность.
– Мы ведь не сворачивали, – упавшим голосом сказала Алана, – Это в лесу можно кружить – но мы же ехали по дороге.
Я слез с седла. Подошел к перекинутому через седло Чонотаксу, в таких случаях обычно берут за волосы, и я на секунду растерялся. Потом ухватил господина мага за подбородок и поднял его голову, заставляя посмотреть себе в глаза.
Чонотакс Оро спал. Лицо его, как обычно, оставалось совершенно немым и непроницаемым.
– А они во сне не колдуют? – спросила Алана. – Может ему, к примеру, присниться вот эта дорога? Ну, во сне?
– Это, наверное, другой мост, – неуверенно предположила Танталь. – Просто в этой местности все мосты одинаковые…
Я подошел к мосту. Раздраженно стукнул по трухлявым перилам; перила охнули и отвалились. В темноте уже невозможно было с точностью сказать, тот это мост или другой. В этой, как говорит Танталь, местности жители из рук вон плохо следят за мостами…
– Вода есть, – бодро сказала Алана. – Вон, целая речка… Еда есть. И не зима ведь, мороза нет… Переночуем…
Другого выхода не оставалось. Моей маленькой местью Черно Да Скоро был костер, сложенный из обломков перил. Другого топлива почти не было, а большого пламени из перил не устроишь.
Я напоил лошадей, потому что кормить их все равно было нечем.
– Оттащи его от костра, – сказала Танталь.
– Как ты заботишься о его благополучии, – сказал я – Не ты ли первая спрашивала, можно ли его убить?
– Оттащи его от костра, – повторила Танталь, не повышая голоса. – Он не должен лежать у огня…
– Он этот огонь руками рвет, как паклю, – сообщил я сухо. – Тебе нужно – ты и оттаскивай. А я благородный господин, потомок Мага из Магов, и я уже натаскался!
Танталь поднялась. Подошла к Черно, взяла его за плечи; удобнее, как мне кажется, было бы тянуть за щиколотки. Но, может быть, Танталь смутилась бы видом голой головы, подпрыгивающей на кочках?..
Усилие, еще усилие; Танталь упрямо тащила господина мага за грань светлого круга. Интересно, о чем они говорили тогда, в лесу? На поляне? И ведь Черно видел, что есть свидетель…
Или не видел?
– Оставь, – сказал я устало. – Ладно, я сам… Танталь не ответила. Оттащила сонного Черно подальше от костра, постояла над ним – я видел только черный силуэт. Потом вернулась к огню, и некоторое время мы жевали хлеб с разогретым на костре мясом.
– Ретано, расскажи историю, – попросила Алана. Я растерялся:
– Какую?
– Да любую… Как ты рассказывал. Про разбойников, например.
– Про разбойников не надо, – проронила Танталь сквозь зубы.
– Тогда про призраков, – согласилась покладистая Алана.
Молчали обломки перил, окутанные огнем. Когда-то, наверное, их касались тысячи разных рук – а теперь касалось пламя. И если человеческие прикосновения только чуть стерли терпеливое дерево – огонь поедал его, неспешно, но неотвратимо. Ради того, чтобы дать нам возможность согреться…
«Он мерзнет».
Кто это сказал? Где я, пес подери, это слышал? Я обернулся в темноту. Как будто боялся, что связанный Черно Да Скоро встанет и убежит.
– Про призраков… Значит, так. Стоял на земле старый замок, а в подвале его ютился призрак… Он был тоже немолодой, щуплый такой, близорукий…
– Призрак?! – Алана фыркнула.
– Но глаза у него горели, как плошки, – добавил я примирительно. – Больше всего на свете старый призрак хотел уберечь своего молодого потомка от ошибок – но куда там… Вероятно, только в подвалах замка молодой потомок поумнеет. Станет скитаться призраком, глаза его будут гореть, как плошки, а вздохи – распугивать филинов… Только представьте себе – целая армия призраков, наполняющих подвалы, протягивающих руки… призывающих опомниться нас, живущих – до поры, пока не пробил час, когда будет поздно оглядываться…
– Нет, – сказала Алана, и от звука ее голоса Танталь резко обернулась:
– Что – нет?
– Ретано, – в голосе Аланы теперь явно слышались слезы. – Ретано, пожалуйста… Сделай что-нибудь, я ведь не смогу… без тебя…
Танталь перевела взгляд на меня. Глаза ее в свете костра были черные, с двумя горящими золотыми точками.
Алана всхлипнула.
– Что за тайны? – спросила Танталь небрежно. – Ретано, можешь мне объяснить?
Я подбросил в костер остатки перил. Пожал плечами:
– Никаких тайн… В жизни каждого человека есть последний предел, и иногда бывает полезно о нем задуматься… Доедайте хлеб. Я сейчас приду.
Черно Да Скоро лежал там, где оставила его Танталь – на прошлогодней мокрой траве, в коконе из собственной шубы, причем некогда роскошный мех свалялся, как шерсть больной собаки. Далекие отблески костра достигали блестящего черепа, мне показалось, что Чонотакс морщится во сне, будто от зубной боли.
Я вытащил из-за пояса кинжал и приставил к горлу господина мага. В таких делах лучше не раздумывать.
Не колебаться.
– Черно, давай так… Сними с меня приговор Судьи немедленно – и тогда я оставлю тебя в живых. Идет?
Не я ли сегодня утром влил в этот рог убойную порцию снульника? Ради легкой и безопасной дороги?
Вот она, безопасная дорога. Свернулась петлей, обросла ветхими мостами, языком слизала обещанный хутор, обернулась сырой ночью под открытым небом…
– Черно… Я знаю, что ты притворяешься. Зато я не притворяюсь. Черно. У меня к тебе такой счет, тебе за всю жизнь не оплатить… Ну?
Он спал.
Я видел белки глаз, проглядывающие в щель между неплотно сомкнутыми ресницами. Господин маг спал, одурманенный, а может быть, все еще обессиленный своим последним магическим мероприятием; возможно, дорога, захлестнувшаяся петлей, была одним из его сновидений. А я, как дурак, стоял над ним с кинжалом. Кто знает, как обернулись бы события, решись я на последний шаг.
Шаг отчаяния; кто знает, как обернулись бы события, полосни я по беззащитному горлу. Магия магией, но последнее слово нередко остается за разящей сталью…
Никто не знает, потому что я не решился резать спящего. Потому что это было выше моих сил. Потому что я поскрипел зубами, как припадочный, спрятал кинжал и вернулся к костру.
Названные сестры разговаривали без слов, и Танталь глядела на Алану тяжело и требовательно. Вероятно, она задала вопрос, вероятно, она желала вытрясти из моей жены хотя бы подобие ответа; Алана смотрела в огонь, и я с уважением подумал, что никто не умеет так хранить тайны, как хранит их моя маленькая жена.
На другой день мы добрались до хутора; первыми, кто встретился нам на пустынной улице, были две молодки, судачившие у колодца. При виде маленькой кавалькады они сперва подались вперед, жадно разглядывая наши лица – а потом в панике пустились наутек.
Известие о страшной заразной болезни достигло хутора раньше, чем мы до него добрались. Немудрено – ведь даже ленивый пешеход запросто преодолевал расстояние, на которое нам понадобились едва ли не сутки. Разумеется, приюта на хуторе ждать не приходилось. В руках каких-то угрюмых мужчин как бы невзначай обнаружились вилы; еле-еле удалось уговорить трактирщика продать нам продуктов и покормить лошадей. Всем известно, что монетки, если их подержать в пламени свечки, начисто теряют способность переносить заразу.
