Сергей Волк - Город мертвых
— Коллега, выпиши два допуска, — Губач приказал чернобородому гному.
Писарь живо достал два бланка и спросил посетителей:
— Ваши полные имена.
— Ирэна Кор, — представилась девушка.
— Тод Фэддингс.
Перо клюнуло носом чернила, ровные ряды букв легли на бумагу. Гном посыпал на бланки песком, дабы чернила скорее высохли. Всецело действительными допуски стали, когда писарь поставил печати.
— А ну-ка прочь! — проорало за дверьми.
— Не положено! — кричало в ответ.
Испуганный Фазиль вжался в стул. Вояки с алебардами кинулись к дверям. Добежать не успели, а в зал уж ворвался широкоплечий дворф. Теперь уже мало кто помнил, что дворфы приходятся какими-то дальними родственниками гномам. Облачённый в длинную мифриловую кольчугу непрошеный гость ростом с Губача, да вот многократно плотнее. На голове поблёскивает рогатый шлем из мифрила. За спиной —торба и двустороння секира. Чёрная окладистая борода не вровень той рыжей мочалке, что у Фазиля. Крупный нос дворфа бросается в глаза. Под мохнатыми бровями — очи чернее смоли.
— Стоять! — рвано приказал Фазиль алебардистам.
А дворф нехилого десятка. Рослых вояк не испугался. Будто и не было тех, зашагал к Губачу.
— Так, значит, ты тут главный? — спросил гость сурово.
— С кем имею честь? — тем самым ответил гном.
— Дрэдмок. Посыльный от дворфов.
— Ясно, что не от гоблинов, — попытался сострить Фазиль, но под взором чёрных глаз скукожился.
— Мы, дворфы, недовольны вашей деятельностью, коротышки.
— Сам такой, — огрызнулся Губач. В принципе был прав.
— Неужели тебя не учили, что старшим грубить не хорошо?
— Ха! Кто тут, интересно, старший!? Мне, чтоб ты знал, сто пятнадцать годков.
— Выходит, я на четверть века тебя старше, — хорохорился дворф. И вновь стал непоколебимым как камень.
Губач без крика, но с зубным скрежетом пережил поражение, полюбопытствовал:
— Чем вы там недовольны?
— С вашего позволения люди заполонили все наши туннели. Скоро вообще нам негде будет жить.
— Мы тут ни при чём.
— Ну как же, а не вы ли выдаёте допуски?
Чернобородый гном постарался спрятать за спину бланки, в результате чуть не упал. А Фазиль и Дрэдмок не взирая на присутствующих продолжали дискуссию.
— Мы только второй день выписываем допуски, — рьяно защищался Губач.
— Это формальность и ничего не меняет. Вы несколько месяцев подряд разжигали слухи об открытии новых туннелей. Уж мне-то не знать вас окаянных.
— Мы — честнее честного.
— Плуты вы, вот вы кто.
— Дворф лютует — гном пирует! — взорвался Губач.
— Побереги на потом афоризмы Эскобара.
— Какое ещё «потом»?
— У нас будет много времени.
— Что ты несёшь? — рвотно поморщился гном.
— Кажись, ты тут главный. Вот и предстанешь перед моим таном.
— Чего?! — одурел Фазиль. Задыхаясь, продолжил: — Ты... ты предлагаешь мне спуститься в эти мокрые, холодные подземелья? Да я краше на корове женюсь. — Рассмеялся.
— Тебе решать, — спокойно говорил Дрэдмок. — Коль собственнолично не пояснишь тану обстановку, мы перекроем проход в туннели.
Сражённый известием гном потерял дар речи.
— Это противозаконно! — сумел-таки вымучить Губач. — Вы не имеете права!
— Наше право мы доказали в Тридцатидневной войне.
Аргумент наповал сразил Фазиля. С холодной расчётливостью вещал дворф:
— Выбор ваш. Если согласуете с моим таном условия нахождения людей в Зубастых горах, тогда милости просим, иначе...
Пренеприятные новости вогнали гнома в размышления. Пальцы скребли затылок, бурчание напоминало гул пчелиного улья. В голове Губача шли подсчёты, переходившие во взвешивание: на одной чаше возлежали доходы от допусков в туннели, на другой — величина опасности подземного путешествия. Вообще-то Фазиль был жутким трусом — тени своей боялся, — по ещё большее место в характере занимала жадность. Порой даже сородичи поражались скупости Губача. Он предпочитал пировать за чужой счёт, а уж если сам заходил в кабак, то заказывал за пол цены полкружки пива и разбавлял её водой. Мелочность и скаредность пересилили боязливость. Гном прогнусил:
— Я пойду с тобой. — Фазиль сально ухмыльнулся — поди, предвкушал, как обжулит дворфьего тана. Дрэдмок говорил прямо:
— Будешь хитрить — морду набью.
Перспектива схлопотать по носу погасила плутоватую отраду Губача. Собравшись с мыслями, Фазиль обратился к соплеменнику:
— Сколько у нас надёжных наёмников?
— Полсотни по городу наберётся, — ответил писарь.
— Три дюжины забираю с собой.
— Не пойдёт, — опротестовал подчинённый.
— Не понял? — насупился Губач. — Ты чего, совсем одурел? Аль белены объелся?
— Верховный Совет не давал постановлений.
— Тут я Верховный Совет! — вскричал Фазиль нервно.
— Не-а, — потянул ухмылку чернобородый гном. — Покамест ты только «Лучший инспектор зимы». И не в твоей компетенции так глобально распоряжаться наёмниками. Они нужны здесь.
Побагровевший Губач истерично заколотил кулачком по столу.
— Вообще из ума выжил, писака? Да ты хоть понимаешь, кому перечишь? Да я происхожу из одного из самых знатных гномьих родов!
— Это не даёт тебе никаких прав. Не будет решения Верховного Совета — ни один наёмник с места не сдвинется.
— И чего мне прикажешь, в Варбург за пару минут слетать и принести тебе это решение?
Писарь хохотнул.
— Гадина, — обиженно просипел Фазиль и впал в раздумья. Разумеется, он мог себе позволить хоть сейчас нанять с улицы десяток наёмников. Но будут ли они верны? Да и алчность опять же потуже завязывала кошельки Губача. — Твердолобый писака, ну закрой глаза, дай мне солдат.
— Тогда Верховный Совет меня за причинное место подвесит.
— Бюрократы хреновы! Всех бы уволил. Ну погодите, вот доберусь когда-нибудь до нашенского тана, тогда по-другому заговорим.
— Тогда и поговорим, — маслянисто усмехнулся писарь.
Фыркнув как кот, которому не досталось сметаны, Фазиль посмотрел на широкоплечего Тода. Вместо надменности во взгляде гнома сидела мольба.
Писарь хорошо знал Губача и прочитал его мысли. Предостережение прозвучало безжалостно:
— Не смей отдавать ему деньги, они уже во власти Верховного Совета.
— Своими заплачу! — окрысился Фазиль. Раболепно обратился к зверолову: — Послушай, парень, составь компанию. Тебе же всё равно по дороге.
Тод ухмыльнулся. «Или двадцать пять золотых потребовать или предложить вновь шлёпнуться в кучу дерьма?»
Сто пятнадцать лет жизни научили Губача читать по лицам.
