Галина Ли - Точка невозврата. Волчья кровь
Еще в подъезде у меня отобрали рюкзачок с документами, но вопреки ожиданиям, открывать его не стали, а отдали девушке-менеджеру совсем другую стопку. Там были не только документы, но еще какие-то исписанные листы. Девушка, отстучав каблучками по гладкой зеркальной плитке, удалилась оформлять наш вылет. Богатым клиентам вовсе не требовалось стоять, дожидаясь своей очереди. Им все приносили на "блюдечке".
Я сидела, прислушиваясь, ожидая, когда объявят посадку и пытаясь угадать, который, из светящихся на темном экране рейс, наш, чтобы хотя бы так узнать, куда меня и Валгуса готовится забросить судьба, но этого не случилась. Вернулась та же улыбчивая красотка и повела к выходу на взлетное поле. Там нас ждал микроавтобус.
А вот самолет оказался меньше, чем я ожидала. Остроносый, напомнивший силуэтом небольшую акулу, украшенный тремя полосками и буквой W у двери. У Валгуса, при его виде удивленно поползли брови вверх. У меня тоже… когда поняла, что кроме ловцов и их добычи пассажиров больше нет.
Менеджер аэропорта "сдала" выгодных клиентов красавцу стюарту и попрощалась, пожелав приятного полета.
Приятного. Нам.
Я чуть не расхохоталась ей в лицо от такого пожелания, но вовремя себя одернула. Этот смех мог стать началом настоящей истерики, а я пока себе позволить ее не могла.
Стоило подняться по траппу, как за нами захлопнулась дверь. Салон оказался отделан по высшему классу — кремовая кожа на креслах, удобные столы, прикрытые белоснежными скатертями, телевизор, пушистые шерстяные пледы на подлокотниках. Меня было оттеснили в сторону от Валгуса, но парень оглянулся на главного ловчего:
— Мы, кажется, договорились?
Тот неохотно кивнул:
— Пусть садятся, где хотят.
Валгус дожидаться повторного разрешения не стал и потянул меня за руку вглубь самолета, к единственному диванчику. Конечно же, мы были как на ладони — у противоположной стены стояли два кресла, которые тут же заняли конвоиры — но разве это важно? Я тут же сбросила кроссовки и с удобством устроилась в объятьях парня. И мне первый раз в жизни было плевать, что обо мне подумают другие, как наши объятия смотрятся со стороны. Я решила — пока есть возможность жить и чувствовать, надо ею пользоваться. Валгус думал так же. Мы и пользовалась… как могли.
Самолет простоял на взлетной полосе еще с час. На город потихоньку опускались сумерки, сделав солнечный свет оранжевым. Он падал на волосы Валгуса через овальное стекло иллюминатора, играл на кончиках его длинных ресниц рыжими искрами. Я смотрела на любимое лицо, стараясь впечатать в память каждую черту, задумчивое выражение умных глаз, грустную складку красивого рта.
Валгус перехватил мой жадный взгляд, нежно погладил по щеке и поцеловал в висок, прошептав:
— Девочка моя…
Лица ловчих буквально перекосило от этого поцелуя. Они, не сговариваясь, одновременно отвернулись к окнам. Мой друг улыбнулся и потянулся к моим губам за поцелуем другого рода. Настроение юноши определенно стало лучше с той самой минуты, как он увидел этот дорогой самолет. Вот только почему… я пока понять не могла.
***
Так только в страшном сне бывает — вдруг неожиданно оказываешься там, откуда нет выхода. А вход — есть. Был. Раз ты стоишь в этом месте.
Я крепко сжала челюсти и на секунду закрыла глаза, пытаясь справиться с оцепенением. И с безразличием. А заодно вспомнить весь путь до тюрьмы, чтобы отделаться от навязчивой идеи о сне и вернуться в реальность.
Мы приземлились уже в глубоких сумерках, когда солнце полностью скрылось за горизонтом. Так же как и в Москве, нас встретила у трапа машина. Вдалеке, за широким взлетным полем светилось огнями странное здание. Трудно было вот так сразу описать его сложную форму. К тому же я снова разволновалась, поняв, что наша дорога подходит к концу. И прежде, чем удалось разглядеть название города, в котором мы приземлились, Валгус шепнул:
— Мюнхен!
От неожиданности я даже споткнулась, потом недоверчиво посмотрела на парня, хотя и так чувствовала — Валгус был совершенно уверен, в том, о чем говорил, он узнал это место. Но мне плохо верилось, что вот так запросто можно было оказаться не просто в чужом городе, а вообще в чужой стране! Там… в Москве, когда я проходила через контроль… на меня едва взглянули! Тут проверяющие оказались более внимательными, но документы видно делали на совесть, раз не возникло вопросов.
А потом была автострада, поток машин, огни ночного города, и парковка у небоскреба. Он отражал в своем темном, почти черном стекле перевернутое небо, плывущие облака и сияющий неон рекламы с соседних зданий. Едва взглянув на него, поняла — это и есть наша тюрьма и наше судилище. Меня подтолкнули в спину, и я послушно пошла впереди тюремщиков, втягивая незнакомые запахи. И там, у лифта, случилось то, о чем отказывалась думать все это время — нас с Валгусом разлучили, и я осталась с охотниками. А потом и вовсе — в полном одиночестве, ослепшая от обилия белого, запертая в этой ужасной комнате.
Я снова открыла глаза, и таившаяся в тени сознания надежда, что это действительно сон, тут же умерла. И хорошо! Нельзя сейчас строить иллюзии, иначе можно в один момент сойти с ума.
Глубоко вздохнув, несколько раз сжала и разжала пальцы рук. Это простое движение помогло — ко мне вернулось зрение, и я смогла осмотреть свою тюрьму.
Белая комната, похожая на узкий пенал, без окон, без единого пятнышка за который может зацепиться взгляд. Идеально ровная штукатурка на крашеных стенах. Слепящий свет от ламп под потолком. Железная кровать, прикрученная к полу. И все.
И в душе было как в этой комнате — пусто и страшно.
Я стояла до тех пор, пока не почувствовала — если не лягу, то упаду.
Больничная белизна кровати отталкивала, я предпочла бы перекинуться в волка и скрутиться в уголке на полу. Предпочла бы… да. Но не стала — я не зверь! И хочу, чтобы Они об этом помнили. Я знала — за мной следят. Чувствовала каждой клеточкой. Поэтому решила держать себя в руках и во всем оставаться человеком.
Первый шаг оказался самым трудным — ноги словно одеревенели — но он раскрутил застывший механизм, завел большую куклу. Я дошла до кровати, содрала с ног кроссовки и улеглась, забившись под одеяло. Но даже с закрытыми глазами было слишком светло. Я чувствовала себя… выставленной на всеобщее обозрение. И беззащитной.
От чувства уязвимости сердце забилось в неровном, рваном ритме, и волоски на руках стали жестче, грозя обернуться в волчью шерсть. Моя волчья суть рвалась наружу.
Я глубоко вздохнула и принялась считать до десяти, всматриваясь в себя в поиске знакомой точки. Огонек Валгуса увидела сразу, почувствовала, как он тянется ко мне. На миг даже показалось, что чувствую дыхание любимого у своего виска, его тепло, любовь и поддержку. Валгус был очень близко. Рядом. Возможно — за стеной.
