Джо Аберкромби - Полукороль
Последовала пауза, а потом Одем мягко сказал:
– Бывает судьба и похуже, сестра. У всех нас есть свой долг. Мы должны делать то, что лучше для Гетланда. Позаботьтесь об этом.
– Мой король, – выдавила она через сжатые зубы, кланяясь, и, хотя Ярви часто мечтал увидеть ее униженной, теперь он почувствовал закипающий гнев.
– Теперь оставьте меня с богами, – сказал Одем, взмахом руки отпуская подданных. Двери открылись, знатные мужчины и женщины поклонами демонстрировали свое безграничное уважение и друг за другом выходили на свет. Мать Ярви была среди них, Хурик подле нее, Мать Гандринг за ними, и последней вышла Исриун. В дверях она обернулась и улыбнулась отцу так же, как когда-то улыбалась Ярви.
Эхом отразился удар закрывающихся дверей, опустилась тяжелая тишина, и Одем со стоном вырвался из Черного Стула, словно тот жег его. Он обернулся, и у Ярви в груди перехватило дыхание.
Лицо дяди было в точности таким, каким он его помнил. Сильным, с суровыми морщинами на щеках и серебром в бороде. Таким же, как было лицо отца Ярви, но с мягкостью и заботой, которую в лице короля Утрика не мог отыскать даже его собственный сын.
Должна была хлынуть ненависть и унести все страхи Ярви, утопить все изводящие его сомнения о том, что вырвать Черный Стул из когтей дяди не стоит той крови, которую, несомненно, придется пролить.
Но вместо этого сердце Ярви предало его, когда он увидел лицо своего врага, убийцу его семьи и похитителя его королевства, и он почувствовал удивительный прилив любви. Потому что это был единственный человек в его семье, кто когда-либо был добр к нему. Давал почувствовать, что он кому-то нравится. Давал почувствовать, что он заслуживает того, чтобы нравиться. А затем пришла удивительная печаль оттого, что он потерял этого человека, Ярви почувствовал слезы на глазах и положил скрюченные пальцы на холодный камень перед собой, ненавидя себя за свою слабость.
– Прекрати на меня пялиться!
Ярви отпрянул от отверстия, но взгляд Одема был устремлен намного выше. Он медленно шел, и звук его шагов эхом отражался в густом сумраке огромного пространства.
– Вы оставили меня?! – крикнул он. – Как я оставил вас?!
Он говорил с янтарными статуями под куполом. Он говорил с богами, и его треснутый голос был каким угодно, только не спокойным. Теперь он снял королевский обруч, который когда-то носил Ярви, и с содроганием потер оставленные им следы на лбу.
– Что я мог поделать? – прошептал он, так тихо, что Ярви едва мог его слышать. – Все мы кому-то служим. За все есть своя цена.
И Ярви подумал о последних словах Одема к нему, которые в его памяти были острыми, как ножи.
Ты был бы прекрасным шутом. Но действительно ли моей дочери нужен муж – однорукий слабак? Увечная кукла на нитке его матери?
И теперь его ярость, горячая и обнадеживающая, вскипела. Разве он не поклялся? Ради своего отца. Ради матери.
Ради себя.
Со слабым звоном кончик меча Шадикширрам покинул ножны, и Ярви положил шишковатый кулак левой руки на скрытую дверь. Он знал, один хороший толчок ее откроет. Один толчок, три шага, и удар меча сможет все закончить. Он облизал губы, пошевелил рукой на рукояти, напряг плечи, кровь стучала в его висках…
– Довольно! – взревел Одем. Зазвенело эхо, и Ярви снова замер. Дядя подхватил королевский обруч и надел его обратно. – Если вы хотели, чтобы было иначе, почему вы меня не остановили? – Он крутанулся на пятках и зашагал из зала.
– Они послали меня, чтобы я это сделал, – прошипел Ярви, убирая меч Шадикширрам обратно в ножны. Не сейчас. Еще рано. Не так просто. Но его сомнения выгорели.
Даже если понадобится утопить Торлби в крови.
Одем должен умереть.
34. Битва друга
Ярви изо всех сил тянул весло, зная, что над ним занесен хлыст. Он тянул и рычал, напрягая даже обрубок пальца бесполезной руки, но как он мог сдвинуть весло один?
Мать Море бурно ворвалась в трюм «Южного Ветра», и Ярви отчаянно нащупывал лестницу, глядя, как люди натягивают цепи, чтобы вздохнуть в последний раз, а вода поднимается над их лицами.
«Умные детки тонут в точности так же, как глупые» – сказал Тригг. Из ровной раны в его черепе текла кровь.
Ярви, спотыкаясь, еще раз шагнул в безжалостный снег, поскользнулся и зашатался на горячей скале, гладкой, как стекло. Как бы он ни бежал, собаки всегда кусали его за пятки.
Обнаженные зубы Гром-гил-Горма были красными, все его лицо разбито в кровь, а пальцы Ярви скользили по его ожерелью. «Я иду», его голос звенел, как колокол. «И Мать Война идет со мной!»
«Ты готов встать на колени?» – спросила Мать Скаер. Ее руки были в эльфийских амулетах, и вороны на ее плечах все смеялись и смеялись.
«Он уже на коленях», – сказал Одем. Локтями он опирался на черные ручки Черного Стула.
«Он всегда стоял на них», – сказала Исриун, и улыбалась, улыбалась.
«Все мы кому-то служим», – сказала Праматерь Вексен, и ее глаза жадно блестели.
– Хватит! – зашипел Ярви. – Хватит!
Он рывком распахнул скрытую дверь и ударил изогнутым мечом. Анкран выпучил глаза, когда клинок вошел в него. «Сталь это ответ», – прохрипел он.
Шадикширрам заворчала и поднялась на локтях. Он ударил ее, металл с глухим звуком вошел в плоть, и она улыбнулась, глядя на него через плечо.
«Он идет», – прошептала она. «Он идет».
Ярви проснулся мокрым от пота, запутавшись в одеялах и ударяя кулаком в матрас.
Над ним виднелось дьявольское лицо, сотканное из огня и теней, воняющее дымом. Ярви отпрянул, а потом выдохнул от облегчения, поняв, что это Ральф. В его руке на фоне темноты горел факел.
– Гром-гил-Горм идет, – сказал он.
Ярви вырвался из одеял. Через ставни проникали искаженные звуки. Грохот. Крики. Звон колоколов.
– Он пересек границу, и с ним больше тысячи воинов. Может и сотня тысяч, в зависимости от того, какой слух выберешь.
Ярви попытался смахнуть остатки сна.
– Уже?
– Он движется так же быстро, как огонь, и производит столько же хаоса. Посланцы едва его опережают. Он в трех днях от города. Торлби гудит.
Внизу слабые лучи рассвета просачивались через ставни и освещали бледные лица. Легкий запах дыма щекотал нос Ярви. Дым и страх. Он еле-еле услышал, как священник снаружи надломленным голосом призывает народ преклонить колени перед Единым Богом и спастись.
Встать на колени перед Верховным Королем и стать рабами.
– Твои вороны летают быстро, сестра Оуд, – сказал Ярви.
– Как я и говорила, мой король. – Ярви вздрогнул от этого слова. Оно все еще звучало, как насмешка над ним. Оно и было насмешкой, и будет, пока Одем не умрет.
