Екатерина Хайрулина - Игры в вечность
Зачем она тут одна? Ну не дура ли, а? Надо было вернуться вместе с Эмешем, сейчас бы грелась под одеялом, свернулась бы там калачиком, и слушала бы как храпит грозный хозяин морей.
Нет, сказала – «иди, я тоже скоро вернусь, вот только…» Что «только», она так и не придумала, но Эмешу, похоже, было все равно. Он здорово напился, успокаивая Лару, и сейчас больше всего хотел улизнуть домой под любым предлогом, холод и ветер не радовали его. Ее не радовали тоже, но и горы не отпускали.
Сама Лару, кажется, хмеля совсем не чувствовала. Только хотелось спать.
Из-под ног брызнули мелкие камешки, запрыгали по склону, шелестя на разные голоса. Лару поскользнулась, вскрикнула, едва не свалившись в низ, больно, до крови рассадила коленку. Долго сидела потом на земле, пытаясь понять… Зачем она здесь? Посмотреть?
Да, вот они Врата. Те самые, за которыми спит смерть. Маленькие какие, просто нора заваленная камнем, не впечатляют, как-то скучно. Неужели они и есть? Почему-то казалось – это место должно выглядеть иначе. Величественнее, что ли. Вот у отца величественный дворец, достойный владыки небес, вот там, в парадную залу ведут действительно величественные Врата! огромные, резные, золоченые… А эти…
Вот папа наверно сейчас спит, в тепле, под одеялом. Конечно, ему-то чего шататься по каким-то горам с разбитой больной коленкой.
Холодно как, аж челюсть сводит. Куртка слишком велика, все время поддувает под нее, пробирает до костей. Зачем она здесь? Оглянулась. Ах да, врата. Вот они.
Раз уж она пришла, надо наверно подойти поближе, посмотреть. Когда еще увидишь такое. Ведь больше никогда, в здравом уме… Земля тихонько качается под ногами. Шаг, еще шаг.
– Не ходи туда. Голос. Что за голос? Откуда? Тихо вскрикнув, Лару обернулась.
За спиной стоял Думузи. Грозно уставившись на нее из-под нависших бровей, желваки ворочаются на скулах и ноздри подрагивают, раздуваясь.
– Дим? что ты здесь делаешь? Она непонимающе хлопала глазами, дрожала. Он медленно подошел, внимательно разглядывая ее, словно видя впервые.
– Я ждал тебя, – сказал он.
Его взгляд был таким! пронзительным, жгучим, как расплавленное олово, Лару показалось – он видит ее насквозь. Страшно. Обидно отчего-то… Она еще плохо понимала.
– Зачем?
– Уходи.
– Ты знал, что я приду? – почему-то в это было сложно поверить, она и сама не была уверена, что придет. Она вовсе не собиралась. Темные глаза Думузи сверкнули сурово.
– Ты же сама обещала выпустить демонов.
– Но я же не хотела! – ее голос задрожал, на глазах выступили крупные слезы. Лару стало обидно по настоящему. Неужели он мог подумать, что она на самом деле хотела?
– Но ты пришла.
Лару прикусила губу, и вдруг все накопившееся за день хлынуло наружу соленым потоком. По щекам, по подбородку… слезы…
– Уходи, – холодно сказал он. Равнодушно. – И больше не приходи сюда.
Стало страшно от этого холода, очень страшно, все что угодно, но только не так! Лучше бы кричал на нее, ругался, лучше бы даже насмехался жестоко, как он умеет. Лару попятилась… несколько шагов назад, к вратам у нее за спиной. Не к вратам конечно, просто назад, она и не думала что…
– Стой!
Думузи попытался схватить ее за руку, но Лару увернулась, отскочила, прижалась к шершавому камню, словно ища защиты. Хотела сбежать, уйти от него…
Под пальцами что-то шевельнулось, ладонь мягко кольнуло иглой и вдруг все затихло, начало медленно проваливаться куда-то, словно в туман. После она даже не будет уверена – было это или не было, да нет, просто показалось, она устала и немного пьяна. Вот широкая жесткая ладонь, что больно впилась в плечо и резко дернула на себя – была. Даже синяк остался. Остальное – только сон, она так устала…
Всхлипнула, побежала прочь. Сейчас надо домой, то есть не домой, все равно куда, просто в кровать, свернуться калачиком и уснуть… забыть этот холод… да, так будет лучше всего… зачем она вообще сюда пришла. Она не хотела… Страшно. Обидно…
– Уходи, Аик! Скорей! – неслось ей вслед. Думузи остался один.
Златокудрая убежала, испугалась, но кажется толком не поняла, что произошло. Может и к лучшему, теперь все равно… Он и сам понял не сразу.
Врата потихоньку начинали светиться ровным голубоватым светом, то что Лару далеко – уже ничего не значило. Процесс запущен. Она коснулась двери, случайно разбудила, поделившись частичкой жизни, открыла… еще чуть-чуть и демоны будут на свободе.
Думузи чувствовал, как спина становится мокрой от пота. Дыханье перехватило. Надо что-то делать, надо кого-то позвать, он сам не справится.
– Маа-ариш! – заорал он сквозь пространство, и тут же осекся. Атт не успеет, даже если сейчас кинется сюда – будет поздно. Демоны вырвутся, и их обоих накроет этой волной. Зачем обоих?
Надо что-то делать самому. Нельзя же просто сбежать! Нельзя же бросить вот так! Гул из-под земли нарастал, все сильнее…
Но как? Ничего в голову не приходило, он просто стоял и глупо пялился на все более и более разгорающийся свет. Все, это конец – крутилось в голове. По-любому конец, он сейчас умрет. Стоял, тяжело дыша. Если врата открыла жизнь, то может быть…
Грохот. Свист! Вспышка! И огромный камень сорвало с места, сбило Думузи с ног, оглушило, и все разом провалилось во тьму. Он даже не успел додумать до конца.
* * *
А когда очнулся, понял что демонов нет, врата открыты, он почему-то жив, только голова дико болит – но это камнем…
– Это была я, Сар. Я не хотела, правда, я вовсе не думала… но это была я. Зря ты вытащил меня из Илара. Я это заслужила. А царь нет, – ее глаза сухие и тусклые. – Знаешь, как это называется? Преступная халатность. Из-за меня погибли люди и еще погибнут. Таких, как я, надо стрелять. Сидит, смотрит в сторону, пальцы сцеплены.
– Сейчас не время заламывать руки, стенать и искать виноватого, – это Утнапи подошел и встал рядом. – Ваши вопли тут никому не помогут. Если можете что-то сделать – делайте. Нет – уходите. Только если соберетесь делать – сначала подумайте хорошенько, а то силы невпроворот.
Покосился со значением. Да, Ут, ты прав, невпроворот силы, а пользоваться не умеем. Наверно потому и не умеем, что невпроворот, всегда хватало с избытком, не задумывались как надо. А теперь придется учиться.
– Ут, прости меня, если можешь, – Лару смотрит на него, и он отворачивается.
– Не говори мне больше этого, Ру. Никогда. Я не хочу тебя обижать, но… Нет, он не простит.
Или может быть даже простит за себя – за себя всегда прощать легче. Но за других простить не сможет, за тех кто погиб и еще погибнет.
