Право сильного - Горъ Василий

Ерзид заторможено перевел взгляд на меня, а затем кивнул.

Вспомнив, что выбиваюсь из образа, я снова развернул плечи, чуть приподнял подбородок и надменно уставился перед собой. Правда, перед этим успел удостовериться в том, что Вьюн не опустил шест с волчьим черепом.

Тем временем Алван-берз и его телохранители окружили дозорных и о чем-то с ними заговорили.

«Сейчас услышат про Круг Последнего Слова и разозлятся…» - подумал я и вдруг почувствовал, что на меня снисходит ледяное спокойствие.

Я обрадовался. Затем загнал себя в состояние прозрения и, увидев, что Алван-берз поднимает коня в галоп, сложил пальцы правой руки в знак «Приготовились…»

Проверять, увидели его или нет, я не стал: смотрел в лицо приближающегося Алвана и… восхищался. Нет, не им, а Гогнаром Подковой. Человеком, выбиравшим будущего вождя в точном соответствии с требованиями Кузнечика.

«Человек, ведущий за собой, должен выделяться из толпы. И не только харизмой и силой воли, но и красотой. Да-да, именно красотой, ибо некрасивый человек вызывает жалость, а гордиться тем, кого жалеешь, невозможно. Не веришь? Зря! Вон, посмотри сначала на своего отца, а затем на барона Гранжа де Клади и скажи, за кем из них ты бы пошел в бой, не задумываясь ни на мгновение? О том, что граф Логирд умнее и сильнее, ты знаешь только потому, что являешься его сыном. А ты попробуй представить, что видишь их в первый раз. Все равно за отцом? Правильно. А почему? «Вызывает какую-то симпатию и уважение?» Боги, какой же ты еще ребенок! Ладно, если ты считаешь, что слово «красивый» к мужчинам не применимо, заменим его на выражение «вызывающий симпатию и уважение…». И запомним на всю жизнь…»

Да, Алван-берз был красив. Естественно, по-мужски: правильное, чуть скуластое лицо с высоким лбом и твердым подбородком дышало уверенностью в себе, мощная шея, широченные плечи и развитые предплечья создавали ощущение ничем не скрываемой мощи, а в движениях тела чувствовалась великолепная пластика. А еще в нем чувствовалась цельность. Или, говоря словами все того же Кузнечика, вождь вождей ел, когда ел и сражался, когда сражался. Правда, применительно ко мне эта его цельность «работала» не очень приятно: берз гневался. От всей души. И, судя по сузившимся глазам, уже видел меня трупом.

- Что это такое?! – выдохнул Алван, осадив кобылку в шаге от моего коня и показав пальцем на волчий череп.

- Традиционный знак, который положено везти за аладом, собирающимся молвить Последнее Слово… - предельно спокойно ответил я.

- Ты – лайши!!!

- Ага… - согласился я. – А еще багатур и алад, признанный Субэдэ-бали…

В какой-то момент мне показалось, что Алвана хватит удар – его лицо побагровело, а жилы на шее вздулись так, как будто собирались прорвать кожу:

- Что значит «признанный»?! У ерзидов уже есть берз, и этот берз – я!!!

Его рев не произвел на меня никакого впечатления – оглядев его с головы до ног, я равнодушно пожал плечами и поинтересовался:

- Ты – Дзарев, сын Чарса?

- Нет, я Алван, сын Давтала, вождь вождей ерзи-…

- Я приехал не к тебе…

Берза затрясло, как при лихорадке. А правая рука потянулась к рукояти сабли и наполовину вытащила ее из ножен:

- Скажи свое имя, лайши!!!

- Для тех, кто живет в Элирее, я Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок Вильфорда Бервера… - не повышая голоса, ответил я. – Для рода Уреш – Аурон-алад, сын Логирда из рода Утерс, воин, который заслужил право называться багатуром и нести Последнее Слово Дзареву, сыну Чарса…

Алван-берз с силой вогнал саблю обратно в ножны, затем обвел налитыми кровью глазами ближайших Урешей и рявкнул на весь лес:

- Дангаз?!

- Я, берз…

- Кто это такой?!

- Аррон-алад, сын Логирда из рода Утерс. Воин, заслуживший право называться багатуром и нести Последнее Слово Дзареву, сыну Чарса… - почти дословно повторил за мной шири. Правда, сделал это отнюдь не так спокойно, как я.

- Вот оно, значит, как?! – процедил вождь вождей, привстал на стременах и… нехотя сел в седло, услышав негромкий голос одного из своих спутников:

- Он в своем праве, берз! Пусть едет и говорит, а мы подождем…

Я с интересом вгляделся в лицо говорившего, наткнулся взглядом сначала на родинку на правой ноздре, затем на светлую прядь волос, выбившуюся из-под кольчужной бармицы, и внутренне подобрался: судя по всему, передо мной был никто иной, как Гогнар Подкова…

…Не знаю, что Алван-берз услышал в словах своего эрдэгэ, но свой гнев обуздал. И даже радушно улыбнулся – мол, езжай, «алад», и говори. Беседовать с ним мне было пока не о чем, поэтому я пришпорил коня, проехал между злыми, как цепные кобели, назир-ашами и направил коня к повороту дороги, из-за которого доносился стук топоров и многоголосая ругань.

Доехал. Окинул взглядом нескончаемые ряды юрт, выстроившиеся на огромном поле, и мысленно присвистнул – раз лагерь располагался в прямой видимости со стен, значит, с едой и фуражом в армии ерзидов было совсем плохо, и Алван-берз решился на прямой штурм.

Настроение, и без того не особо хорошее, начало стремительно ухудшаться: судя по количеству юрт, в лагере уже собралось не менее пятнадцати тысяч ерзидов. А ведь прибыли еще далеко не все!

Еще через пару минут, когда я сообразил, что топоры при сборке юрт не нужны, и понял, что ерзиды рубят фашины и сбивают штурмовые лестницы, оно испортилось окончательно и бесповоротно. В это время со мной поравнялся Дангаз-шири и сообщил о том, что второго термена Урешей и, соответственно, Дзарев-алада, еще нет, следовательно, нам следует ехать на место, выделенное для юрт их рода.

Я равнодушно пожал плечами – мол, никуда не тороплюсь, поэтому поеду куда угодно – перевел взгляд на надвратную башню, над которой реяли разноцветные вымпелы, и прикипел взглядом к бело-зеленому пятнышку, трепещущему на ветру.

Увы, обдумать причину его появления не получилось: не дождавшись моего ответа, тысячник Урешей недовольно хмыкнул и зачем-то довел до моего сведения правила пребывания в лоор-ойтэ во время осады.

Я выслушал их без особого интереса, ибо успел оценить как дисциплину в лагере, так и строгость взаимного расположения юрт, поэтому догадался, что Гогнар Подкова, выпестованный военной машиной Делирии, вел в армии ерзидов точно такие же порядки.

Шири моя реакция почему-то здорово задела и он счел нужным уточнить, что за попытку подъехать к стенам осажденного города меня ожидает смерть от удавливания арканом или закатывания в ковер.

- Понимаю… - кивнул я. – А еще знаю, что следить за мной будут в разы внимательнее, чем за кем бы то ни было. Ибо без веской причины убивать меня нельзя, а с веской – можно…

Уреш заиграл желваками, но отрицать очевидное не стал – помолчал эдак с минуту, а затем задал тот самый вопрос, ради которого подъехал:

- Там, на перекрестке, ты сказал, что единственный воин в твоей свите, который не носит черно-желтые цвета – дар твоего берза нашему. Ты говорил с Алваном, но дар не передал. Почему?

- Ты считаешь то, что сейчас было, разговором? – «удивился» я, дождался понимания в глазах ерзида и пожал плечами: - Я тебе не солгал: это действительно дар. Просто передавать его надо не как дань…

…Термен под предводительством Дзарев-алада добрался до военного лагеря где-то за час до заката. Дангаз-шири тут же унесся на доклад, а я, «полюбовавшись» на озлобленные лица вновь прибывших и на длинную вереницу телег с ранеными, немножечко подумал и… устроил себе тренировку.

Для Пайка, которого я попросил поработать с собой в паре, такое решение оказалось неожиданностью, поэтому он начал учебный бой со знака «почему».

- Послать меня куда подальше вождь Урешей не решится, так как обязан всячески демонстрировать, что чтит традиции… - атакуя в половину скорости и краем глаза поглядывая на слоняющихся неподалеку ерзидов, негромко объяснил я. – Выслушивать сразу – тоже, так как побоится гнева Алвана. Значит, достойный выход у него только один: сослаться на усталость и перенести нашу встречу на утро…