Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
— Что, опять памятники ломал? — остановился он на ступеньку ниже, протягивая широкую ладонь для рукопожатия. — Вандализмом баловался? Тоже дело! Нечего старью свет загораживать… Что это у тебя?
Он выхватил паспорт у не ожидавшего такого панибратства молодого ученого и раскрыл как раз на страничке с пропуском.
— Так ты от Сальского? По делу Прохорова?
Жене ничего не оставалось, как согласно кивнуть.
— А ну, пойдем поговорим, — посерьезнел милиционер.
Он отвел недоумевающего мужчину в конец выходящего на лестничную площадку коридора и втиснул в узкий закуток, почти нишу возле самого окна. Наверное, здесь раньше что-то стояло: переходящее красное знамя, к примеру, или бюст вождя на тумбе…
— Слушай, ученый, — свистящим шепотом выдохнул старлей прямо в лицо несколько испугавшемуся Евгению. — Уезжал бы ты подобру-поздорову отсюда, а? И дамочку свою забрал бы…
— Почему?..
— По кочану. Я где тебя в прошлый раз припер, а? Возле мэрии. А час спустя там трех ар покоцали. Усек?
— Нет…
— Откуда ты такой непонятливый взялся? Да стоит мне где-нибудь брякнуть, что там тебя видел, — подпиской не отделаешься. В СИЗО сядешь. Да не здесь — в Калининграде. Дело-то в область передали, высокие чины им интересуются… Так что вали отсюда, чтобы только пятки засверкали.
— Но следователь…
— А что следователь? Подписка? Фигня. Ты в столице своей на нее плюнешь и разотрешь. Что я, не знаю, как в Москве такие проблемы решают?
— Я в Санкт-Петербурге живу.
— В Питере? Тем более.
— Да он не взял подписку…
— Еще лучше. Руки в ноги и — поминай как звали. А если что, скажешь: тетя заболела. Все дела. Есть у тебя тетя?
— Есть… — автоматически ответил искусствовед, но тут же опомнился. — А почему мне бежать-то? Ты ж не веришь, что я к кавказцам этим каким-то боком…
Женя не заметил, как перешел с милиционером на «ты».
— Нос свой суешь куда не попадя. И девица твоя.
Старший лейтенант отвернулся и засопел.
— Слушай… — неожиданно для себя спросил его молодой ученый. — А что там с этим Прохоровым?
— Что? — пожал плечами старлей, отчего погоны на сизой форменной рубахе встопорщились, словно голубиные крылья. — А ничего… Грохнули твоего Прохорова. А потом пузырек с лекарством подкинули, чтобы концы в воду… Мол, сердчишко прихватило, он и того… Так что, если он там тебе чего передал, поберегись.
— Да не передавал он мне ничего!
— Не передавал — и ладушки! — остро глянул на него из-под козырька фуражки милиционер. — Чего вскинулся-то?..
* * *Женя вышел на крыльцо здания и, посторонившись, чтобы пропустить двух чрезвычайно серьезных людей: одного в милицейской форме, а другого — в треснувшем на спине извазюканном пиджаке на голое тело и вытянутых на коленях тренировочных брюках с генеральскими лампасами (роднили «близнецов» совершенно одинаковые синяки под левым глазом), остановился, чтобы собраться с мыслями.
Как и любой на его месте законопослушный гражданин, получивший от двух облеченных властью людей два противоположных по смыслу указания, он пребывал в растерянности.
После внезапной смерти архивариуса Прохорова (по словам старшего лейтенанта — не случайной) в городе оставаться было действительно небезопасно, да и бесполезно, поскольку лишь тот, похоже, мог пролить хоть какой-нибудь свет на творящиеся в городе мрачные чудеса. Но и уехать, наплевав на совет следователя никуда не отлучаться, было немыслимо.
Конечно, Евгений частенько слышал в веселых компаниях байки про какого-нибудь «деятеля», давшего подписку о невыезде и свалившего куда-нибудь. А тут даже подписки не было… Но все равно, стоило лишь представить, как в одно прекрасное утро (Князев где-то читал, что арестовывать всегда стараются рано утром, когда человек расслаблен и не готов к психологическому сопротивлению) за ним явятся милиционеры, будут понятые, камера, суд… Ведь не на край света, не на Чукотку, не за границу бежать от длинных рук «органов»? А работа, а кандидатская диссертация, а мама, наконец? Это же ее просто убьет… А Вера?
Нет, на роль вынужденного эмигранта или злоумышленника в бегах он определенно не годился. А что оставалось? Тупо ждать? Чего? Когда Сальский снова вызовет к себе, довольно потрет ладошки и сообщит, что гражданин Князев может смело валить на все четыре стороны? От такого дождешься, пожалуй…
А вдруг милиционер прав и следующей будет его очередь? Или Веры? Вдруг они ненароком действительно прикоснулись к краешку такой тайны, что жизнь человеческая по сравнению с ней ничего не стоит? И то сказать — приезжие «братки», кавказцы, архивариус… А сколько они еще не знают? Какие мрачные тайны хранит старый замок Гройбинден?
И тут мысли приняли прямо противоположное предыдущим направление.
«А что, если все, случившееся позавчерашней ночью, только привиделось? Допустим, съели чего-нибудь не того за ужином… Вера, помнится, жаловалась на мигрень… Ерунда! Сразу двоим?.. А почему двоим? Может, все, включая ночь, проведенную рядом с милой, просто ночной кошмар?.. А почему не может привидеться двоим? Разговаривали об одном и том же, читали, спорили, архивариус покойный с его романом… В Средневековье вон целым городам мерещилось невесть что!»[37]
— Ваша фамилия Князев? — вздрогнул Женя от раздавшегося над ухом хрипловатого баска.
— Да, а что? — вышел он из ступора, окинув взглядом спрашивающего, на первый взгляд — абсолютная копия вчерашнего замкового охранника. Разве что не в милицейском камуфляже, а в недешевом темном костюме, шитом на заказ, и темных же рубашке и галстуке. Человек в черном.
Как можно не заметить приближения такого мордоворота? Одно из двух: либо он перемещается абсолютно неслышно, как японский ниндзя, либо Евгений банально задумался. «Заснул с открытыми глазами», как смеялись одноклассники, обожавшие шутить над Женей в таких ситуациях, — бумажки с обидными надписями на спину вешать или тетрадку вверх ногами переворачивать. Да и впоследствии случались с ним такие казусы…
— Вас просят в машину.
— Что значит просят? — опешил Евгений, в мозгу которого билось трусливое: «Началось… Неужели прямо перед зданием милиции?..» — Кто просит? В какую машину?
— Пройдемте, — буркнул «черный», отодвигаясь в сторону и делая приглашающий жест рукой. — Там узнаете.
Вдвоем они подошли к роскошной темно-синей, почти что черной иномарке с тонированными стеклами, выделявшейся среди тоже недешевых автомобилей, припаркованных на милицейской стоянке, как черный лебедь среди разномастных уток.
