Мирей Кальмель - Песнь колдуньи
— Зачем делать тайну из истории, которая принадлежит прошлому? Вы слышали, что он сказал утром: он сгорает от любви к другой женщине — вашей дочери.
Она обняла его за шею и заглянула ему в глаза.
— Я люблю вас, Жак. Неужели вы можете сомневаться в моих чувствах настолько, что так терзаетесь?
— У него живой взгляд, правильные черты лица, широкие плечи… В общем, он хорош собой и полон сил, чего обо мне уже не скажешь.
— И готов с рассветом сорваться в путь, как все ему подобные. Сколько выпало на мою долю этих утренних минут, когда руки хватают пустоту? Слава и власть — вот чего хотят такие, как он. И превыше всего они ценят свободу. Я уверена, Монтуазон именно из этой породы. Даже если сегодня он заявляет, что готов снять с себя взятые обязательства, чтобы жениться на Елене, он оставит ее увядать в стенах замка, а сам снова уедет на край света. Что до меня, то, поверьте, ваши морщины мне милее!
Он крепко обнял ее. Почти успокоенный.
— Они невыгодно оттеняют вашу красоту, душечка. И я спрашиваю себя, что вы могли во мне найти…
— Все то, чего нет в других и что они никогда мне не дадут, за исключением сына. Ангеррану сейчас столько, сколько было Монтуазону, когда я от него забеременела.
Жак отстранился. От волнения у него кровь прилила к лицу.
— Я решила, что будет правильнее не говорить ему, что у него есть сын, — боялась, что он может принудить меня к браку, — добавила она с лукавой улыбкой. — Видите ли, друг мой, я уже тогда мечтала о другом. О вас, мой дурачок…
Он порывисто ее обнял. И страстно поцеловал. Он сгорал от нетерпения пометить в очередной раз свою территорию, словно самец, которому соперник бросил вызов.
— Я не смогу жить без вас, — сказал он, прерывисто дыша.
— А я — без вас. Не будем больше об этом говорить, хорошо?
— Я не отдам за него Елену, — мстительно добавил барон.
— И будете правы — она его не хочет.
— И я не позволю этому заносчивому турецкому принцу помыкать нашими слугами. Да и местные жители были бы в ужасе, если бы тут поселилось целое полчище воинов. Пускай даже госпитальеров.
— Совершенно с вами согласна.
Они утонули в глазах друг друга.
В дверь постучали. Они с сожалением разомкнули объятия.
Вошла Марта с подносом, на котором стояли кувшин и кубок.
— Ваше ячменное пиво, мессир, — объявила она, ставя поднос на стол, чтобы, как обычно в этот час, налить ему полный кубок.
— Спасибо, милая Марта, — сказала Сидония.
Барон стоял к горничной спиной, потому та воспользовалась моментом и ответила своей госпоже злым, многообещающим взглядом. Ночь демонических удовольствий ничего не изменила: Марта все еще пылала гневом, вспоминая о дне приезда в Сассенаж. При первой же возможности она отомстит…
Сидония сглотнула. Опять придется сделать вид, что ничего не произошло. Но разве не вошло это у нее в привычку за то время, что Марта живет с ней рядом? Она взяла себя в руки.
— Ты видела Елену? — спросила она.
— Нет, моя госпожа, но Альгонда поднялась к ней почти час назад с завтраком, поэтому скоро она спустится.
— А шевалье?
— Ушел к своим людям. Я пообещала, что пришлю к нему слугу сообщить, когда мадемуазель сможет его принять. Жерсанда совсем сбилась с ног с приготовлениями к свадьбе.
— Ты все сделала правильно. Я рассчитываю на тебя, Марта. Без твоей помощи Жерсанда и ее дочка не смогут обойтись. Поручаю тебе следить за размещением гостей и, естественно, за состоянием моего гардероба.
Марта с напускным смирением опустила голову.
— Чтобы понять, как разместить палатки для гостей, мне нужно знать, где будет ристалище. Думаю, мессир может мне сказать.
Сидония вздрогнула при этих словах. Как и барон, который устремил на горничную сердитый взгляд.
— Вы устраиваете турнир?
Жак резким движением опустил на стол кубок, который только что опустошил.
— Я не знала, что вы держите это в секрете от госпожи, ведь все в доме знают, — не без язвительности попыталась оправдаться Марта.
— Это не секрет, а сюрприз. И я приказал всем держать язык за зубами, но, судя по всему, это невыполнимая задача.
Он вздохнул.
— Теперь скрытничать нет смысла. Правда, дорогая, состоит в том, что Ангерран пополнит наши ряды.
Глаза Сидонии широко распахнулись.
— Этот турнир вы организуете ради него?
— Мне кажется, он уже доказал свою доблесть.
Сидония бросилась ему на шею, радуясь, как ребенок.
— И вы еще спрашиваете, за что я так вас люблю?! — воскликнула она.
Ему очень хотелось обнять ее, но он не стал этого делать — присутствие Марты, которая, прищурившись, смотрела на них с Сидонией, стесняло его.
Сидония почувствовала перемену и, взяв себя в руки, отстранилась.
— Когда он приезжает?
— Завтра, самое позднее — послезавтра. Я попросил мэтра Дрё поторопиться с окончанием работ в Ля Рошетт.
— Я не знаю, как благодарить вас, Жак. Сын тоже будет вам признателен. Он очень к вам привязан, — заверила его дрожащим от волнения голосом Сидония.
Барон взял ее за руки и растрогался еще больше, ощутив, что они дрожат.
— Я тоже испытываю к нему искреннюю привязанность, и то, что вы сказали, ничего не меняет.
Она кивнула и обернулась к Марте, которая закашлялась, а потом громко шмыгнула носом.
— Похоже, миазмы глупости выходят у вас через нос бедняжка, — насмешливо сказал барон. Он угадал суть маневра горничной — она хотела испортить им момент радости и почти добилась своего.
Гарпия пожала плечами. Сидония пожалела ее:
— Выпей воды, тебе станет легче.
Марта отрицательно помотала головой, снова шмыгнула носом, потом прочистила горло.
— Не нужно, — сказала она. — Все прошло.
— Тем лучше. Значит, сейчас вы сможете нас оставить и не появитесь, пока вас не позовут, — уязвил ее барон.
Глядя ей вслед, он подумал, что ему все труднее становится выносить ее присутствие. Сразу после свадьбы он заведет об этом с супругой серьезный разговор.
Не будучи до конца уверенным в том, что она оставит их в покое, барон запер дверь на ключ.
— Разумно ли запираться? — шутливо поинтересовалась Сидония.
Он же решительным шагом направился к ней. Вместо ответа он обхватил руками ее талию и беспардонно усадил Сидонию на стол рядом с подносом, который тут же энергично оттолкнул. Сидония усмехнулась, когда он стал задирать ее юбки, чтобы добраться до вульвы.
— Жак, сейчас не…
— Еще слово, душенька, и я по-настоящему рассержусь. Я хочу вас, и это не подлежит обсуждению.
Голова его опустилась между ее бедер, которые он уже раздвинул руками. Она легла спиной на дубовую столешницу, постанывая от удовольствия, хотя затылок больно уперся в кромку стола. В подобных ситуациях она не могла спорить. Сидония отдалась ощущениям. Дыхание ее участилось, нетерпение нарастало. В его объятиях, только с ним одним она забывала обо всех свои деяниях, власти Марты. С Жаком она упивалась иллюзией свободы. Она достигла пика наслаждения, кусая губы, чтобы криками не взбудоражить весь дом.
