Голос пугающей пустоты (СИ) - Дичковский Андрей
— На запад? Зачем?
— Доскачем до Кельмовых Слез и двинемся вдоль берега вверх по течению. Там, почти у границ со Стеклянным Лесом, несколько рудников. Мы всегда успеем укрыться в одном из них, если увидим приближение ливня.
— А потом?
— Обоснуемся в Ларнейском Форте. Оттуда и отправимся в столицу вместе с очередным грузовым судном.
При слове «столица» Кройх оборачивается в ее сторону. Джейл передергивает, а ее легкие сотрясаются от кашля. Ей хочется соскочить с седла и звездануть этому выродку с кулака — а потом с ноги. А потом еще раз с кулака и еще раз с ноги, чтобы уж наверняка...
Она думает об этом, и мысли начинают скатываться в тягучий комок. Кройх меняется на Клэйва, тот — на Стеклянного Рыцаря. Джейл чувствует, как ее уносит прочь от настоящего, и ничего не может с этим сделать.
Только повиноваться.
* * *
...Она выходит из банной комнаты, закутанная в теплый махровый халат, плотно прилегающий к телу. Ей с трудом верится, что все это происходит на самом деле. Просторный теплый дом, предоставленная ей лохань с теплой ароматной водой, служанка, что помогла соскоблить с нее комья накопившейся за долгое время грязи и промыть отросшие до лопаток волосы. Выходит, в этой жизни все-таки может происходить что-то хорошее — пусть и очень редко.
Служанка провожает ее в просторную комнату и удаляется, плотно закрыв за собой дверь. Она шагает вперед, изумленно оглядывая богатое убранство. Вся мебель сделана из дорогого стекла, а где-то даже из настоящего дерева. Окна прикрыты роскошными алыми шторами, а на стенах сверкают зелеными и желтыми огнями светильники. Потом ей бросается в глаза стол. Серебристая скатерть заставлена вазами с аппетитно пахнущими фруктами, многие из которых она видит впервые в жизни; неподалеку от ваз стоят две тарелки, от которых исходит сводящий с ума мясной запах — должно быть, это и есть рагу. На краю стола возвышается графин с кроваво-красной жидкостью — видимо, настоящее вино.
В кресле рядом со столом сидит, вертя в руке наполненный вином бокал, мужчина, что привел ее сюда. Таргон, если она правильно запомнила, что говорила служанка. Он приподнимает бокал на уровень глаз, подмигивает ей и приглашает на пустующее по соседству кресло. Она падает в него, едва подавив порыв наброситься на еду. Терпение. Еда никуда не убежит.
— Как тебе мой скромный уголок? — спрашивает он, делая глоток и вставая с кресла.
— Я... — Она даже не знает, что на это ответить. — Никогда еще не видела ничего подобного...
— Десятки лет упорного труда иной раз действительно приносят плоды, — с ухмылкой произносит Таргон, отставляя бокал к графину. Он берет из вазы гроздь каких-то странных зеленоватых маленьких плодов, удерживающихся на одной веточке, и подносит к ней. — Когда-нибудь пробовала виноград? — спрашивает он.
Она качает головой, глядя на гроздь с толикой подозрения.
— Его выращивают только на Имиральских островах. На материке тоже пробовали, вот только под куполами он не прижился. А в Имирале кусты винограда растут прямо под открытым небом, представляешь? Правда, иной раз ливни все же добираются до тех краев, и, если не повезет, то цена на этот фрукт возрастает раз в пять. Ну-ка, попробуй.
Таргон отламывает ягодку и подносит к ее рту. Она медлит, но затем хватает виноградину зубами и осторожно прожевывает.
— Вкусно? — улыбается Таргон. — Ну, еще бы. Этот еще и без косточек. Держи.
Он протягивает ей всю гроздь, а сам взгромождается на подлокотник ее кресла. Она начинает жадно совать в рот ягоды и проглатывать, почти не жуя.
Где-то на шестой по счету виноградине она чувствует, как Таргон проводит пальцами по ее волосам.
— Ты такая красивая, — произносит он, и ягода едва не застревает у нее в горле. — Настоящая принцесса. Сколько тебе лет? Двенадцать? Тринадцать?
Вопрос вводит ее в ступор, но через какое-то время она из него выходит.
— Мне...
— А, неважно. — Пальцы Таргона скользят по ее шее. — У тебя такая чудесная ямочка под шеей. Позволь, я взгляну поближе?
Смутное беспокойство начинает терзать ее. Таргон отодвигает указательным пальцем верхнюю часть ее халата, аккуратно, но настойчиво.
— Просто божественно. — Он облизывает губы и пододвигается все ближе: она чувствует на своей шее его порывистое дыхание. Его взгляд скользит вниз и останавливается на скрытых пеленой халата ее грудях. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, что тебе стоит снять этот халат — он скрывает твою красоту.
Она ошарашенно моргает, чувствуя, как ускоряется ее пульс.
— Что?..
— Сними его, — повторяет Таргон чуть торопливее. — Хочу увидеть тебя всю.
Ее тело пробивает волна дрожи.
— Я... Я не...
— Или, если хочешь, я сам могу его снять. — Его рука резко тянется к поясу ее халата.
Она вскакивает с кресла, едва не задев Таргона плечом, но он тут же хватает ее за запястье левой руки.
— Эй, ты чего? — В голосе Таргона прорезаются властные нотки, а его брови тянутся к переносице. Он медленно встает и делает шаг вперед, заставляя ее упереться спиной в стол. — Разве я не оказал тебе гостеприимного приема? Это, знаешь ли, довольно невежливо с твоей стороны — отказывать в небольшой просьбе тому, кто решил о тебе позаботиться. Ну же, моя хорошая, расслабься. Обещаю, я не сделаю тебе больно.
Она чувствует, что ей страшно: ноги дрожат и норовят подкоситься. Этот страх почти что заставляет ее смириться и покорно уступить просьбе Таргона...
Но потом, откуда-то из глубин памяти, она вспоминает своего отца и те немногочисленные наставления, которые он успел дать ей перед тем, как покинуть этот мир. Он учил ее не прогибаться, учил быть стойкой и... даже мужественной, как бы это ни было странно.
Она делает глубокий вдох.
«Последние несколько лет сделали меня сильной. Я в состоянии дать ему отпор».
— Нет, — твердо произносит она на выдохе.
Улыбка на лице Таргона гаснет.
— Что «нет»? — переспрашивает он.
— «Нет» означает, что я не позволю себя облапать!
Несколько секунд между ними висит напряженная тишина.
— Ты, грязная уличная оборванка. — Он почти что переходит на крик. Его правая бровь начинает дергаться. — Да кто ты такая, чтобы мне перечить? Ты должна быть благодарна, что я вообще обратил внимание на такое чучело, как ты! — Таргон, с перекошенным от злости лицом, выбрасывает правую руку, обхватывая ее за талию со спины. — А теперь не рыпайся, поняла? Иначе я за себя не ручаюсь.
Он опрокидывает ее рывком спиной на стол, после чего дергает за пояс халата. Она пытается дотянуться до его руки, но не успевает: узел развязывается, и полы халата начинают расходиться. Таргон набрасывается на нее сверху и сует правую руку под халат. От его прикосновения ее едва не выворачивает. Хочется одновременно плакать и кричать — однако что-то подсказывает ей, что это не поможет. Не здесь, не сейчас.
— Вот так-то, — приговаривает Таргон, щупая ее за левую грудь. — Упругая, хорошо. А теперь...
Она понимает, что больше не может выдержать, когда его левая рука начинает скользить вниз. Она начинает дергаться и извиваться, но это как будто лишь раззадоривает Таргона.
— Какая строптивая оборванка. — На его лице вновь появляется ухмылка. — Люблю таких...
В ней просыпается ярость — примерно такая же сильная, как когда она впервые увидела убийцу своего отца. Она отводит левую руку в сторону, скользя по столешнице, надеясь нащупать нож или, на худой конец, вилку. Однако ни то, ни другое ей не попадается. Тогда она хватает недопитый Таргоном бокал с вином. Выплеснув из него содержимое, она с размаху лупит им по столешнице. Тот бьется со звонким хрустом, оставляя в ее руке ножку и нижнюю часть чаши, зазубренную, словно небольшая корона.
Таргон бросает на нее яростный взгляд.
— Какого...
Она всаживает разбитый бокал ему в правую руку, чуть выше локтя. Таргон с воплем отдергивает руку, на которой, подобно выплеснутому на пол вину, начинает проступать кровь. Она перекатывается по столу и спрыгивает на пол.
