Евгения Белякова - Король-Бродяга (День дурака, час шута)
Асурро, если и заметил мой мрачный и нахохленный вид, то ничего не сказал. А я принялся учиться с удвоенным усердием, перестал появляться в столовой, забирая еду заранее, утром. Да и той было немного — я питался знаниями. Я перестал видеть сны — совсем. Даже скупостью речи я стал походить на Асурро. Он опять таки никак не выразил своего отношения к происходящему, за исключением одного — вычеркнул из моего рациона вино. И… я тогда не был уверен, что его слова относились ко мне, но однажды он обронил: 'Как же удивительны люди, раз за разом совершающие одни и те же ошибки'.
Наступила весна, прянопахнущая, сердцетрепещущая весна… зацвела сирень — и, о, Боги, я чуть было не пропустил ее цветения, такого сладкого — только случайность послужила причиной того, что в тот самый час, когда ночью, при свете звезд, чуть приоткрываются лепестки цветов, источая благоухание, я оказался в саду. Я шел, низко опустив голову, погруженный в раздумья, и тут… встал как вкопанный, поднял взгляд, и словно очнулся.
Глупый старый молодой дурак… Ничему не научился, ничего не понял… Перестал просто жить, чувствовать и желать — закопал сам себя в том, что не может — не должно! — быть целью… Я подошел к кусту сирени, обнял его, вдохнул запах и сказал:
— Спасибо…
В голове прояснилось, вернулась обычная острота ума и глубина сердца. Я сел на скамейку, потом лег, и стал любоваться звездами (а когда я в последний раз перед этим видел звезды?), радостно посмеиваясь.
— Здравствуйте, маленькие дырочки в небе, давно не виделись… Как поживаете?
Я хихикнул, представляя, какой столбняк хватит стражника, вывешивающего фонарь на Башне, когда он услышит, что я тут вытворяю… ну и пусть слышит, могу даже спеть что-нибудь… На языке завертелись строчки из старой песни, что то… то ли про зеленый подол, то ли про алый воротник… я стал напевать, постукивая пальцами по скамье в такт…
И тут меня скрутило. В сердце словно вонзилась игла, перед глазами засверкали вспышки, отдающие медным привкусом во рту, и я с глухим вскриком упал на землю. Тело сначала выгнулось дугой, так, что я упирался в землю лишь макушкой и пятками, а потом сложилось пополам… В солнечное сплетение будто вцепились чьи-то пальцы, холодные и шершавые, вцепились, словно нащупывая некую нить, чтобы дернуть, размотать клубок жизни… я, до крови прокусив губу, сопротивлялся изо всех сил, ловя сознание, стремительно уносящееся куда-то вниз (куда вниз, подо мной земля?!) и одновременно не давая пальцам ухватить меня за самую сердцевину тела, или души, или сущности… на самом краю своих ощущений, в легком мареве боли и запахе сирени, я еще раз крикнул что-то и для меня наступила тишина… и темнота.
Я очнулся в легком и теплом свете. Сфокусировал взгляд на потолке — высоком, с мощными контрфорсами… Он был расписан белыми облачками на голубом фоне; рисунок что-то напомнил мне, но мысль, появившись, тут же улизнула. Я оценил мягкость постели, количество солнечного света, незнакомое помещение… и, как ни были в этот момент слабы мои способности к логике, понял, что нахожусь в лазарете. Старое крыло, много мозаики на стенах. До этого момента я не бывал там ни разу, даже когда мучился похмельем; я предпочитал испытывать терпение Пухлика, но не обращаться к лекарям Академии. Мало ли что они могли в меня влить… И вот — я лежу в кровати с резьбой на столбиках, укрытый легким покрывалом, во рту привкус гадости пополам с собственной слюной, и неизвестно — что хуже; в общем, я — настоящий больной. Смешно… Что же произошло?
Я почувствовал движение справа от себя и скосил глаза. Там расплывалось чье-то лицо. 'Асурро', - подумал я, — 'его хищный профиль… хотя какой профиль. Он смотрит прямо на меня. Его хищный анфас…' Мысли путались.
Я разлепил ссохшиеся губы.
— Выпей, — раздался голос, и о мои зубы звякнуло стекло бокала, наполненного какой-то сомнительной жидкостью. — Выпей.
Мик? Я сделал глоток и поискал глазами Мика. Его не было, около моей кровати сидел только Асурро.
— Чт-прзошло? — еле выговорил я.
— Тебе правду? — сухо поинтересовался мой учитель.
— Да.
— Ты подвергся сильному магическому воздействию… пока ты гулял в саду, ты открылся, и тебя… пытались изменить, на тебя воздействовали…
Послышались шаги.
— О, вот и глава Академии профессор Ньелль, — официоз так и сочился из голоса Асурро. — Он расскажет тебе об остальном.
О Боги, есть еще и остальное?!
— Вообще-то я бы предпочел, чтобы вы остались, профессор Асурро, — попросил Ньелль, становясь напротив кровати. Руки он скрестил на груди и в упор уставился на меня.
— Как прикажете, Глава, — отозвался Асурро и снова сел на стул рядом.
— Вы уже рассказали ему о…?
— В общих чертах.
Ньелль поджал губы, показывая, как он относится к размытым формулировкам. Вздохнул, и пробормотал:
— Тяготы поста… Что же, я буду краток, узнать сразу вам, Джоселиан, будет легче, чем мучиться неизвестностью… С Фасмиком Вальгенше произошел несчастный случай.
— С Миком? — подался вперед я, но Асурро твердой рукой тут же уложил меня обратно. Подержал немного ладонь на груди, проверяя, буду ли я рыпаться. Я выразительно на него посмотрел, и мы пришли к компромиссу — я подтянулся и сел на кровати, упершись спиной о подушки. Асурро дернул щекой и скрестил руки, так же, как Глава Академии.
— Да, Фасмиком, Миком, — подтвердил Ньелль, — он попытался исполнить один очень трудный обряд Изменения, особенно трудный из-за того, на кого он был направлен. А конкретно — на вас.
— Я не понимаю…
— Я объясню, — с абсолютно непробиваемым спокойствием на лице вмешался Асурро. Черт, он вел себя даже слишком расслаблено: повертел в руках бокал с остатками моего лекарства, понюхал, сморщился. — Мик хотел излечить тебя, Джок. Убрать навсегда твой горб, на магическом языке — изменить тебя. Он не учел двух вещей: того, что последний раз такой ритуал проводился очень давно, и, кстати говоря, окончился провалом, и того, что ты сам — маг, а значит, неосознанно будешь сопротивляться любой попытке вмешаться в твою сущность… или тело. Результатом стал сильный магический шок у тебя и… — тут мой учитель перевел взгляд с бокала на Ньелля, словно бы говоря: 'Самое трудное скажете Вы, как нынешний Глава, а я умываю руки'.
— И потеря… потеря… — древний профессор, казалось, состарился еще больше, согнулся, вцепившись руками в столбики кровати. Потом пронзительно глянул на Асурро и окончил свою речь совсем не официально. — Мик потерял тело. Могло быть и хуже, он мог бы умереть, но и сейчас все достаточно скверно. Профессор Вызова и Профессор Чар сейчас удерживают его дух. Я только что с Совета, где бы обсуждали, куда его можно поместить.
