Александр Рудазов - Тайна похищенной башни
— Не вижу… — виновато развел руками Колобков. — Совсем я старый стал, зрение ни к черту… Пора уже очки заказывать, пора… Так что там за пометка-то?
— Не знаю… Пиктограмма какая-то…
— Серега, переведи! — скомандовал Колобков.
— Не могу, — откликнулся Чертанов.
— Зря ты так, Серега. Ты постарайся.
— Да не могу я.
— А ты смоги. Ты смоги, Серега. Если сможешь — награжу, а не сможешь — накажу.
— Говорю же, не могу! — огрызнулся Чертанов. — Нечего тут переводить. Это не надпись. Просто символ. Условное обозначение.
— Чего?
— В смысле?..
— Условное обозначение чего?
— Не знаю. Чего-то.
— А на что похоже? — попытался встать на цыпочки Колобков.
С одной ногой единственным достижением такой попытки стал сильный перекос вправо. А спустя секунду Колобков пошатнулся и начал падать — хорошо, верный телохранитель успел подхватить.
— По-моему, это… сундучок, — задумчиво произнесла Света, глядя на пиктограмму. — Да, похоже на стилизованное изображение сундучка. Прямоугольник с диагоналями крест-накрест, сверху равнобедренная трапеция и полукруг.
— Значит, клад, — кивнул Колобков, выпячивая нижнюю губу. — Значит, нам туда. Клады я с детства люблю искать. И вообще люблю.
— Петр Иваныч, а сколько вы их нашли? — ехидно поинтересовался Чертанов.
— Пока ни одного. Но у нас еще все впереди, Серега.
— А, ну-ну…
— А будешь меня подкалывать, потеряю тебя в лабиринте.
Чтобы не таскаться с рюкзаками, все вещи оставили в главном зале, возле алтаря. О возможных ворах можно не беспокоиться — тут на километры вокруг ни единой живой души. К тому же у входа пасется Рикардо — гигантский хомяк после недолгого размышления оценил соляное озеро по достоинству, и принялся с удовольствием облизывать белые камни.
В лабиринт вошли гуськом. Гена двинулся первым, тщательно проверяя и осматривая каждый булыжник. Только убедившись, что очередной участок пути безопасен, он делал отмашку остальным.
Впрочем, через какое-то время телохранитель понемногу успокоился. Ни одной ловушки в лабиринте не обнаружилось. Ни одной, даже самой маленькой. Ничего не проваливается, ничего не падает сверху, никаких замаскированных арбалетов или бластеров. Не говоря уж о минных полях.
Да и неудивительно — этот храм все-таки был общественным учреждением, регулярно посещаемым множеством людей.
Правда, по-прежнему остается непонятным предназначение лабиринта. Длинный, запутанный, со множеством ответвлений — к чему он тут вообще? Что-то вроде аттракциона, развлечения для прихожан? Или это было для них неким испытанием?
— Геныч, а мы куда вообще идем? — подал голос Колобков.
— Все время направо, — пробасил телохранитель.
— Почему?
— Так ваша дочь велела.
— Светулик?..
— Пап, а помнишь, мы в Хэмптон-Корте были, когда в Англию ездили? — спросила Света. — Помнишь, какой там лабиринт?
— Конечно, помню. У меня в этом лабиринте братья твои потерялись. Два оболтуса — час выход искали, вышли все зареванные…
— Ну пап, так им тогда всего-то по восемь лет было…
— А мамке вашей тоже восемь? Она ж их выручать пошла, и тоже заблудилась.
— Что-то я этого не помню… — промямлила Света.
— Потому что ты в это время где-то в музее гуляла. Ты ж у меня умница — за пять минут весь лабиринт обежала, и свободна. А я потом час остальных выковыривал. Сам тоже чуть не заблудился.
Света подняла глаза к потолку, с трудом припоминая столь давние события. Все-таки с тех пор прошло больше семи лет, и многие детали из памяти выветрились.
— Понимаешь, пап, в любом лабиринте нужно придерживаться простого правила, — наставительно произнесла Светлана, спохватившись, что завела этот разговор не просто так. — Правила одной руки. Либо правой, либо левой. Просто все время веди вдоль стены одной и той же рукой — и если лабиринт правильный, обойдешь его весь, целиком, а потом выйдешь там же, где и вошел.
— Это как — правильный?
— Нигде не замкнутый. Если какая-то часть лабиринта отделена от основной, то туда ты с этим правилом не попадешь… о?..
Гена, идущий впереди всех, замер на месте. Остальные выглянули из-за его спины, и недоуменно уставились на огромное помещение с фресками и гранитными скамьями.
— Мы отсюда начали, — озвучил общие мысли Колобков. — А почему мы опять тут?
— Значит, лабиринт все-таки замкнутый… — вздохнула Света. — Мы обошли его весь, а в нужное место так и не пришли…
— И чего нам теперь?
— Идти обратно и искать нужное место. Только дай я сначала еще раз на план посмотрю.
Минут пять Света внимательно рассматривала чертеж на стене, ужасно досадуя про себя, что не захватила фотоаппарата или писчих принадлежностей. Вернее, фотоаппарат-то она захватила, но у него пару часов назад села батарейка.
Колобков тем временем дважды обошел вокруг гранитного алтаря. А потом с силой дунул, подняв тучу пыли и заставив Чертанова расчихаться. Весело гыгыкнув, Колобков не без труда подтянулся и забрался на алтарь с ногами. Усевшись так, он пошевелил пальцами ноги, осмотрел просторный зал с возвышения и радостно воскликнул:
— А ничего так! Гляди на папку, Светик! Царь во дворца, царь во дворца!
— Папа, прояви уважение к чужой религии, — укоризненно произнесла дочь.
— А вот не проявлю! Тебе, Светик, почем знать, что у них тут за религия была? Может, чертям каким-нибудь рогатым молились!
Светлана ничего не ответила — ей и без того хватало, о чем подумать. А Колобков решил воспользоваться возможностью и вынул из фольги два бутерброда — с семгой и с копченой колбасой. Несколько секунд переводя взгляд с одного на другой, он в конце концов начал кусать их по очереди.
— Приятного аппетита, Петр Иваныч, — пожелал Чертанов.
— Мм… — покосился на него шеф.
— Приятного аппетита, говорю.
— Я слышал! — огрызнулся Колобков, прекращая жевать. — И чего тебе надо? У меня рот набит, не видишь? Я что, должен прекратить есть, чтобы сказать тебе «спасибо»?
— Да я просто из вежливости…
— Серега, иди ты на хрен со своей гребаной вежливостью! Видишь, что человек кушает — отойди и не мешай! Это будет с твоей стороны вежливей любого «приятного аппетита»!
Еще раз гневно фыркнув, Колобков снова впился зубами в бутерброд.
Убедившись, что запомнила каждую черточку плана, Света наконец решительно кивнула и двинулась обратно к проходу. Доевший Колобков слез с алтаря, облизнул жирные пальцы, отряхнул с колен крошки и поковылял следом. За ним гуськом потянулись и остальные. Теперь, когда стало окончательно ясно, что ничего опасного в лабиринте нет, Гена перестал настаивать, чтобы ему идти первым.
