Андрей Валентинов - Рубеж
— Вроде беса? — девушка хмыкнула. — Эх, пан бурсак! Хведир-Теодор только усмехнулся:
— Так фольклор же! Запишу, пусть пан Гримм порадуется… Устала, Яринка?
— Устала…
Девушка опустилась в кресло, прикрыла глаза. Хведир неуверенно потоптался на месте, шагнул к ней, осторожно погладил по плечу.
— Ну, ты чего? Ну, отдохни!
— Гонтов Яр пожгли… — Ярина сцепила зубы, мотнула головой. — Два десятка насмерть побили, а девок в лес увезли. Сегодня утром нашли — сгвалтованные, мертвые…
— Знаю…
— Знаешь? А что молчат — знаешь? Спрашиваю: кто сотворил?! — глаза отводят. Будто и не их сельчан побили да живьем пожгли! Мать, у которой дочек увезли, — седая, за ночь старухой стала…
Ярина устало прикрыла веки. Отец говорил: на войне страшно. Могла ли она подумать еще месяц назад, что доведется такое увидеть. И не в чужом краю — дома.
— Подкоморник один приезжал, — Хведир оглянулся, заговорил шепотом. — Из Мерлы. Туда снова Мацапуровы сердюки наведались. Говорят, пишитесь в крепость к пану нашему, он и защитит. А не запишетесь — все пропадете. И в Калайденцах они были, и в Циркунах. В Циркунах сход собирался, решили к пану Мацапуре под руку проситься…
Девушка кивнула. Широко пан Мацапура рот разевает! То выгон требовал, теперь же — село вместе с посполитыми!
— Значит, вот кто эти «татары»!
Ярина и раньше догадывалась, теперь же все ясно стало. Вот почему им подмоченный порох прислали! Сгорят Валки, погинут все, а потом, как из Полтавы наказной сотник приедет, Мацапура только руками разведет: не моя вина, я даже порох им прислал, от сердца оторвал. И что селяне молчат — тоже понятно. Татары далеко, а Дикий Пан — под боком.
— Батька снился, — Хведир вздохнул, ссутулился. — Черный весь, глаза неживые, страшные. Видать, не упокоился…
Девушка присела рядом, хотела что-то сказать, но слова не шли. Как утешить? Одно утешение — врага найти и кровью его умыться. Да разве достанешь пана Мацапуру!
— Батька, он… Он тебя сватать хотел, когда сотня вернется. За Мыколу.
— Твоего брата старшего?
— За него…
Девушка не удивилась — догадывалась. Умен был Лукьян Еноха! Нет сыновей у сотника Логина, а кому-то после смерти его доведется новым сотником стать. Впрочем, чтоб такое сообразить, ума особого не требуется.
Мыколу Ярина знала мало, хоть и росли рядом. Хлопец как хлопец: черноусый, веселый. И черкас справный.
— За Мыколу, значит? А ты?
Сказала — и укусила себя за язык. И не просто — до боли.
— Я? — парень невесело усмехнулся. — Мне, Яринка, попадью вдовую найдут. Вот и весь сказ.
Девушка искоса поглядела на Хведира. Да, всем хорош хлопец — но не черкас. Стукнул бы кулаком по столу, чтоб с притолоки щепки посыпались!.. Хотя… О чем это она? Может, у пана бурсака и в мыслях ничего такого нет?
Навыдумывала, дуреха, навоображала!
Ярина встала, отвернулась, взглянула в темное окно. И вправду, хватит о глупостях! Не для того ее сотником кликнули!
— Ездила сегодня, смотрела… Не знаю, что и делать. Слепые мы, Хведир! Мацапура каждый час налететь может, а мы и не знаем, куда помощь слать.
Бурсак пожал плечами, снял окуляры, повертел здоровой рукой, снова пристроил на нос.
— То и пан Рио говорил. Надежду он имеет, что пани Сало весть подаст. Ярина поморщилась. Странные дела творятся. Пан Рио тут из фузеи стрелять учится, а пани Сало, поговаривают, пана Станислава на постелях тешит-голубит. С чего это ей черкасам помогать? Другой у нее интерес. А может, и у пана Рио — другой? Приехал, чтоб Хвостика своего выручить. А как только тот на коня сесть сможет…
— Как думаешь, пан Рио не предаст?
— Он?! Бурсак почесал стриженый затылок, поправил окуляры. — Не такой он, Яринка! Он вроде лыцаря, а такие предавать не умеют… Лыцарь! Девушка улыбнулась. А и вправду — лыцарь! В броне да еще с мечом. Дивный меч! Такой она только на картинках видала.
— …Так я понял, обет у него — без службы не жить. Как у Дон Кишота. Помнишь книжку?
Ярина кивнула и невольно улыбнулась. Хорошо еще пан Рио с ветряками не воюет! То-то бы хлопоту было!
— И домой он попасть не может. Говорит, чародейство требуется. Вот Приживник этот… Думает пан Рио, что и в наших краях такой Приживник может обретаться. Оттого и…
— Хведир! Прекрати! — маленький сапожок ударил об пол. — Все тебе байки да сказки!
— Кто ведает? — бурсак усмехнулся. — Может, и сказки, а может, и тонкие материи, о коих учитель мой…
Ярина засопела от возмущения, но не выдержала — рассмеялась.
Что тут поделать? Фольклорист!
Скрипнула дверь. Вошел пан Рио, скинул шапку, головой покачал. Присел, снова головой мотнул.
Ярина отвернулась — чтоб улыбку не показать.
— Так что, пан лыцарь, не вы ли у пана Крамольника на свадьбе дружкой будете?
Юдка Душегубец
Сердюк — косая сажень в плечах, голубые глаза навыкат — вытянулся, щелкнул каблуками:
— То прошу, пан сотник! Ждут!
Каблуками греметь да фрунт показывать я его не учил. Не положено здесь спрашивать, кто и откуда, но сказывают, будто служил этот парень в гвардии самого прусского короля. Служил да сбег — прямиком к пану Станиславу.
Нашел куда бежать, дурень!
Я кивнул гвардейцу и открыл знакомую дверь. Если пан Мацапура уже здесь…
— Добрый день, пан Юдка!
Я оглянулся — в библиотеке было пусто. Откуда же…
— Я тут!
Пани Сале появилась из-за кресла, в руках — большая книга в переплете, обшитом бархатом.
— Пан Станислав обождать просил, скоро будет. Присаживайтесь, пан Юдка!
Я еле сдержался, чтобы не усмехнуться. Не знал бы, кто она, точно решил бы — княгиня! Жесты, улыбка… А как голову держит! То-то она пану Станиславу по душе пришлась! Это вам не сельская девка, что только воет от страха да о невинности потерянной плачет. Эта себя показать сможет.
Дама! Говорят, пан Станислав ей уже ключи от дома доверяет. Не все, конечно, но все-таки…
— Нам с паном Станиславом может понадобиться ваш совет…
Ага! «Нам с паном Станиславом!» Вэй, быстро это она! Хотелось спросить о важном, но стены, как известно, имеют уши. Особенно эти.
— И что пани читает?
Она молча протянула мне книгу. Я взглянул на открытый лист. Ага!
Это даже не книга, это альбом. Странно, его я ни разу не видел.
Рисунки были хороши. Хоть и не велит Святой, благословен Он, изображать нас, адамовых потомков, но хорошие портреты мне всегда нравились.
Как тот, что висит совсем рядом.
В альбоме, понятно, было не масло — акварель. Незнакомые лица, улицы, дома, морские волны… Рука пани Сале осторожно прикоснулась к моей, пальцы перелистнули страницу. Так-так!
