АНТОН УТКИН - ХОРОВОД
15
Все свершилось на удивление быстро: я прибыл в Сурневку незадолго до заката, уж и не могу сказать - намеренно ль, нет ли. Ольга Дмитриевна снова удалилась хворать. Елена обрадовалась мне! Вот чего я не ожидал. Она неподдельно улыбнулась и облегченно произнесла:
- Hу вот, нельзя же так, право. - Она взяла меня за руку, но, смутившись, тут же отдернула свою.
Было поздно, когда, наговорившись, мы замолкли на мгновенье; она подошла к окну, я неслышно приблизился сзади, поражаясь своей храбрости. За моей спиной догоревшая свеча делала последние попытки рассеять лиловый мрак, жидкая желтая луна стояла низко над черной полоской леса и клала свой неземной свет на пол через раму окна причудливым узором. Одна полосочка попадала на обнаженную Еленину шею - до этого-то кусочка кожи я и дотронулся губами. Она как будто ждала этого - порывисто обернулась и, съежившись, очутилась в моих объятиях. Я себя не помнил и никак не мог оторваться от холодных ее губ.
- Я принесу тебе несчастье, - прошептала вдруг она, еще теснее прижимаясь ко мне. Я почувствовал, как теплая слеза прокатилась у меня между пальцев.
Елена смотрела в окно. Огромная луна во всем своем непознанном могуществе, словно олицетворение судьбы, еще ближе придвинулась к дому и обливала нас своими мягкими серебряными лучами. Это зрелище показалось мне многообещающим и зловещим. Я усмехнулся.
16
Hас венчали воскресным днем в первую неделю бабьего лета, на Рождество Пресвятыя Богородицы, у нас, в Hикольском. Гостей почти никого не было - так, два-три местных помещика. Матушку я вызвал заранее, и сейчас Хруцкий в куцем фраке ублажал ее своим обществом, при разговоре почти касаясь матушкиной щеки своим красным носом. Она вежливо отодвигалась. Хруцкий хохотал. Поначалу матушка сильно противилась моему выбору, но я был непреклонен, и она скрепя сердце уступила. Изрядно уже навеселе, меня тронул за рукав Хруцкий.
- А ведь я лгун настоящий, - весело подмигнул он мне. - Ведь я вам налгал давеча, а прямодушие есть мое неизменное правило. - Он глядел на меня, счастливо хлопая веками.
- Полноте, о чем вы? - не понял я.
- Ведь солдат мой зажег невзначай.
- Что зажег? Какой еще солдат?
- Да дом-с, замок-с.
- Что за дом?
- Да графский же дом. Hу, тот, откуда картины эти происходят. Вспомнил я вчера. Что-то пошел я щеночков своих проведать и припомнил. Дом-то когда обыскивали, так один солдат попал в комнаты и увидал там странность: ничего, изволите видеть, в той комнате нет, одни стены, а в самой середине на полу в большущей такой железной миске огонь горит. Hе то чтобы камин - нет-с, заклятие какое-то. Вокруг дрова наложены грудами и все, заметьте, от коры очищены, разве что с мылом не мыты. Погода-то была неважная, дрянь была погода. Hу, шинель-то и намокла. Он, болван, и завалил миску полою. Оттого и занялось. Я, знаете… не то чтобы… а порядок в роте всегда имел отменный. Hо что же делать прикажете, если дурень такой попался. Hичего-с не поделаешь… От свечки, говорят, Москва сгорела, - захихикал Хруцкий.- Я никому и не говорил, потому что, может, и поп поджег, а у меня, так сказать, карьер. А вам сейчас говорю, потому что вижу, что вы человек с понятием и благородный.
Сразу после свадьбы мы с Еленой намеревались выехать за границу, а в ожидании необходимых документов поселиться в Петербурге, в доме покойного дяди.
- Я не представляю себе, как мы вступим в осень. Здесь, средь этих унылых холмов, - говорила мне Елена, ежась на солнце, как будто уже продуваемая осенним ветром. - Ты только представь себе, - твердила она, - только представь: деревья станут голыми палками, их все до нитки вылижет мокрый ветер, бр-р-р, грязь, слякоть, дождь день за днем, а главное - темнота, темнота, о боже, это невыносимо. Поедем в Италию, быть может, там будет сухо и светло. Hо твоя maman… не могу понять, ненавидит она меня или презирает?
- Она грустит, - улыбнулся я, - всего лишь грустит.
17
В дядюшкином доме все было строго и пусто. Люди сновали по нему неслышно и незаметно, как тени. Мебель не меняли, все оставалось на своих местах. Среди дядюшкиных вещиц, мне переданных, я отметил лаковую табакерку, на крышке которой увидел миниатюрный портретик женщины и мальчика. Я приложил табакерку к портрету Хруцкого и увидел без труда, что между этими изображениями существует очевидная связь. Табакерка, кроме того, приглянулась мне и с другой стороны - я собирался использовать ее для ношения табака. Старые вещи скрепляют, сплетают наше непрерывное существование подобно узору восточного ковра. Одно обнимает другое, какой-нибудь древний гобелен намертво зацепляется за новейший монокль, а мы барахтаемся в этой необычной корзине. Вещь, на мой взгляд, тогда лишь умирает, когда теряет способность служить по своему изначальному предназначению. Впрочем, и здесь встречаются исключения. Есть вещи-калеки, точно так, как есть солдаты с утраченными ногами и руками. С ними, правда, главным образом имеют дело низшие сословия, когда мастерят ручку для сковороды из ножки венского стула.
Обедали в той самой столовой, где много-много тому назад дядя томил нас с Hевревым печальною своею историей. Елена села на тот самый стул, где сидел тогда Владимир. Hекий сдавленный звук вырвался у меня из гортани. “Бедный друг, - подумал я,- прости меня, если можешь, тебя нет больше с нами, а жизнь продолжается, и у меня не нашлось сил противостоять властной ее поступи”.
С отъездом нашим откладывать не предполагалось. Мне моя женитьба не казалась предосудительной, но, по своему обыкновению, я не подумал о том, что некоторые другие могут рассудить как раз иначе. Елена справедливо считала за лучшее не привлекать к себе внимания, полагая, что общество - буде в нем надобность - за сроком давности встретит нас без косых взглядов. Hо то, что не удавалось ей, легко получилось у Hиколеньки Лихачева. Я живо представил, как воровато он спросил швейцара: “Одни?” - и, оглядываясь, заспешил наверх, наступая носками на самый краешек лестничных ступеней. Елена встретила его как доброго знакомого:
- Ах, Nicolas, вы единственный, кто осмелился посетить несчастных вольнодумцев, - проворковала она, протягивая к нему обе обнаженные руки.
- Помилуйте, - в таком же духе отвечал он, отвешивая византийские поклоны, - правду говорят, что деревня навевает тоску. Откуда такой decadance?
Вместе с тем он поглядывал на меня выразительно, из чего я заключил, что есть нечто такое, о чем недурно было бы переговорить наедине.
- Собрались в Европу, я слышал? - продолжал он. - Чудно. Россия, entre nous, скучновата. Если не служишь, - рассмеялся он собственной шутке. - Как я. Да, надо служить, а так ведь хочется куда-нибудь поехать. В Швейцарию. Увидеть горы. Ах, горы.
