Роман Буревой - Темногорск
Как всегда.
Изо дня в день.
Из года в год.
Никуда им друг без друга.
Никогда.
* * *
После купания в реке сила вернулась к водному колдуну, а вместе с силой – хмельное веселое настроение.
В Темногорск он решил погодить возвращаться – уж коли завернул в Пустосвятово, надо пустующий дом матери проведать, к отцу заглянуть. Ну, к отцу во вторую очередь, на минутку или две – уж больно не хотелось с Варварой встречаться. А в родной дом, пусть и покинутый всеми, он входил всегда со странным щемящим чувством, будто всякий раз надеялся на чудо, на возможность хотя бы на миг вернуться в детство и увидеть вновь деда Севастьяна.
Мать еще осенью старый дом покинула, куда перебралась – Роману было неведомо. Однажды он встретил ее в Темногорске.
Встреча та была неприятной и странной: мать с родным сыном на улице вела разговор, как с чужим.
На вопрос, где она теперь проживает, Марья Севастьяновна ответила: «Есть добрые люди, приютили».
«Но почему ты уехала?» – недоуменно спросил Роман.
«Меня в Пустосвятове ведьмой знали, боялись и ненавидели. А теперь, когда я силы лишилась, – заклюют».
«Так что ж, будешь скитаться по углам?»
«Нам всем на роду написана смерть в чужом доме».
«Перебирайся ко мне», – предложил Роман.
«Ну уж нет! – Торжествующая улыбка скользнула по губам Марьи Севастьяновны. – Чтоб ты меня слабой и убогой после смерти моей помнил? Ни – за – что!»
Как отрезала.
Роман в тот момент посмотрел на нее с восхищением. Подле матери ему всегда не хватало тепла. Но вот силы – силы было в избытке. Марья Севастьяновна ничему и никому не желала поддаваться, ни сантиментам, ни чужой воле, ни времени.
«Ты была очень сильной колдуньей, – сказал он, понимая, что этим „была" причиняет матери боль. – Но разменяла свой дар на мелочи».
«Я свой дар похоронила. – Опять торжество отчетливо послышалось в ее голосе. – Дедушка Сева свой дар употребил, чтобы речки да озера убивать. А я… я книжки детям в библиотеке выдавала. Наше поколение еще долго будут скороспелые судьи попрекать: одних – за то, что служили, бомбы делали, ракеты; что-то строили, возводили, губили. Других – за то, что не служили, устранились. Но тем, кто не служил, – проще. На нас нельзя поименно указать пальцем, потому что о своем выборе мы не возвестили. Молчание нельзя услышать. Особенно молчание одиночек. Неучастие незаметно само по себе. Видны лишь его результаты».
Она посмотрела на сына снизу вверх, и лицо ее сделалось моложавым, гордым, красивым.
«Подвиг несвершения – один из самых трудных, поверь. Все, что не довелось тебе в своей жизни сотворить, переплавляется в одно чувство – в злобу. Смертельную злобу. Я всегда была злой. Прости. Посмотри, сколько злобы вокруг! Мутные реки текут вокруг нас».
«Несвершение – это не для меня!» – рассмеялся тогда Роман.
Только теперь он понял, как Марью Севастьяновну этим смехом уязвил.
* * *
Иринка проснулась, как и обещал Роман Вернон, после обеда. В больнице был тихий час. В это время посетителей не пускали. Девочка лежала, не в силах ничего понять. Где она? Кто рядом? Тоска и одиночество, которые наполняли здание больницы, тут же на нее навалились. Захотелось немедленно бежать.
– Мама! – Иринка села на кровати.
Слабости она не чувствовала. Была какая-то странная легкость во всем теле. И еще ощущение, что ее совсем недавно сдавливала дикая страшная сила, готовая раздавить слабую плоть, исковеркать, смять. Наверное, после рождения маленький человечек испытывает то же самое.
В коридоре раздались женские голоса, звякнуло стекло. Прогромыхала каталка, прошаркали шаги за дверью.
– Таисья! Кто тут наследил! – раздался невдалеке пронзительный голос. – Таи… – и вдруг оборвался на какой-то невозможной ноте.
Послышался противный хлюпающий звук.
Иринка застыла, сердце бешено заколотилось в горле. Она вдруг поняла, что все происходящее в коридоре имеет отношение к ней.
Новый вскрик, что-то шлепнулось на пол (какой-то тяжелый тюк… с бельем?). Раздался звук совсем неопределимый – то ли шипение, то ли свист. И опять – звук падения. Шаги (едва слышные) быстро приблизились. Дверь распахнулась.
На пороге стоял человек в длинном темном пальто – сразу видно, только с улицы, от него пахло холодом.
– Кто вы? – Иринка привстала.
Хотела закричать, но незнакомец приложил палец к губам, и девочка лишь беззвучно открыла рот. Не сразу она узнала гостя. В субботу Иринка видела его возле школы, рядом с синим «Фордом». Кажется, там, в саду, Юл сказал, что это – его старший брат. Что ему нужно? Зачем он явился в больницу?
Стеновский наклонился и стал поднимать что-то. Или кого-то? Шагнул в палату. Иринка увидела, что Стен втащил (лучше «втащил», он же тяжелый) Вадима. Голова охранника запрокинулась, казавшаяся неестественно длинной рука безвольно висела.
Происходящее было каким-то невсамделишным. Может, это бредовый сон?
Иринка соскользнула с кровати, догадавшись, что Стен хочет положить Вадима на ее место. Он так и сделал, подоткнул под голову находившегося без сознания Вадима подушку. Наволочка тут же испачкалась кровью.
– Кто его так? Вы? – спросила Иринка шепотом.
– Нет. Мой экземпляр на каталке отдыхает.
Стен нажал кнопку вызова сестры, после чего повернулся и легко, будто играючи, поднял девчонку на руки. Иринка почему-то не испугалась. Наоборот, доверчиво обняла старшего брата Цезаря за шею.
Когда они вышли из палаты, Иринка с удивлением обнаружила, что Вадим – не единственный пострадавший в коридорной баталии. На скамейке у стены лежала тетка в сером халате. Подле скамейки стояла каталка с грязным бельем, в которой, наполовину прикрытый простыней, покоился тип в камуфляжной форме. Он точно был не из людей Сафронова – никогда прежде Иринка его не видела.
Их никто не остановил, никто не попался им навстречу, пока спускались по черной лестнице.
У выхода из больницы стояла машина. Тот самый синий «Форд», который Иринка видела в субботу возле школы.
Она уже раз десять могла бы кликнуть кого-нибудь на помощь. Однако не стала. К Стеновскому девочка испытывала странное доверие, будто кто-то ей недавно сказал, что на этого человека можно положиться.
Иринка удобно расположилась на заднем сиденье «Форда», накинула на голые коленки заранее приготовленный хозяином машины плед.
– Этот тип в каталке, он меня убить пришел? Да? – спросила девочка так, будто речь шла о чем-то самом обыденном.
– Я успел вовремя, – заявил Стен.
– Что им надо? Я кому-то мешаю? Это все из-за отца? Из-за его работы?