Марина Дяченко - Привратник
– Не говори ерунды… – крутнулся на каблуках и снова принялся расхаживать, рассуждая, как ни в чем не бывало:
– На многие наши вопросы мог бы ответить старый Орлан из предгорий. Мог бы, если б не умер в одночасье, увидев нечто в Зеркале Вод… А до этого в Зеркале был кто-то, преследуемый невидимым и неощущаемым, страшным спутником… Кто это был? И кто его преследовал?
Орвин сидел, неудобно задрав голову, следил воспаленными глазами за Лартом, который бросил наконец расхаживать и остановился прямо перед своим молчаливым собеседником:
– Что ж ты, Прорицатель? Кто Привратник? Откуда явится Третья сила и куда она нанесет удар? Есть ли вообще ответы на эти вопросы?
– Ответы уже здесь, – тихо отозвался Орвин. – Во мне прорицание. Я вынашивал его много дней и ночей. Теперь оно здесь, и мы все узнаем.
Он говорил, будто оправдываясь, а я весь покрылся мурашками, и Ларт, мой невозмутимый хозяин, переспросил внезапно севшим голосом:
– Что?
– Сегодня, – кивнул Орвин. – Через несколько минут… А пока сядь, пожалуйста, Ларт. Ты такой высокий, у меня шея болит…
Неподалеку от озерца три сосны росли треугольником. Это их и погубило, потому что для прорицания понадобились три огня.
И Ларт зажег три огня, и сосны пылали сверху донизу.
Было очень страшно, но я стоял и смотрел, как между трех огней встал Орвин, и в глазах его плясало пламя, и он достал из-за пазухи ржавый амулет и посмотрел в прорезь.
И голос его без усилия покрыл рев огня:
– Извне, она идет извне! Она пришла. Один день, один час, один человек. О горе! Чудовища пожирают живущих… И вода загустеет, как черная кровь. И ветви поймают в липкую паутину всех, имеющих крылья. И земля присосется к подошвам имеющих ноги. Но стократ хуже имеющим магический дар! Горе, горе… Один день, один час откроют ей двери. Один человек. Привратник. Горе, она здесь!
– Кто Привратник?! – закричал что есть силы Ларт, и прорицатель услышал его, хотя огонь выл, пожирая сосновые кроны, мечась по стволам:
– Привратник. Он маг и не маг. Он предал и предан. Только Привратник откроет дверь, только Привратник, только один день, один час!
– Кто Привратник?! – надрывался Ларт.
– Он… лишен дара. Он был всемогущ и стал беспомощен. Он изменил и ему изменили… Он измененный и изменившийся. Только он! Он откроет, и ЭТО войдет, но не раньше! Земля закричит разверстыми могилами… Воздух станет тяжел и погребет под собой… Погребет… Как пусты лица, лишенные глаз! Но не раньше, чем Привратник откроет!
Сосны закачались вдруг, как огромные факелы в неверных руках. Ларт кинулся на Орвина и увлек его из треугольника, и вовремя – деревья рухнули одно за другим, подняв целый смерч пляшущих искр. Маги едва успели увернуться, а я – я давно уже отбежал подальше и оттуда смотрел, дрожа, как полыхает исполинский костер.
…Оттерев с лица жирную копоть, Легиар сказал бесстрастно:
– Теперь я знаю точно. Я знаю, кто Привратник. Я сам его создал. А теперь я убью его, найду и убью прежде, чем он откроет ЕЙ дверь.
Он стиснул зубы до хруста, потом резко вскинулся:
– Вперед. Пока не поздно. Я знаю, я понял, как его найти.
Зал суда был устроен проходным – в одну дверь палач выволакивал молящего о пощаде осужденного, в другую стража вводила следующего злодея для нового разбирательства. Судья едва успевал подписывать бумаги, которые подсовывал ему примостившийся на низкой скамейке секретарь-писец. Шлепала круглая печать в лужицу сургуча, росла стопка приговоров рядом с помещавшимся тут же, на столе, устрашающим символом правосудия – игрушечной виселицей с казненной куклой.
Ильмарранена ввели в зал сразу после мошенника-торговца, приговоренного к публичной порке. Угрюмый стражник поставил Руала перед судьей, вернее, перед его тусклой лысиной, ибо вершитель правосудия как раз склонился над какими-то бумагами.
– Имя? – безучастно спросил маленький серый писец.
Руал разлепил запекшиеся губы:
– Мое имя не для твоих ушей, холоп.
Сидящий за столом хмыкнул и поднял голову. Руал вздрогнул – у судьи было благообразное, ухоженное лицо с двумя холодными дырами вместо глаз.
– Руал Ильмарранен, – сказал судья тихим, бесцветным голосом. И уронил сухой смешок: хе…
Руал судорожно вдохнул. Он не называл Тилли своего полного имени.
– Руал Ильмарранен, – продолжал судья, – пойман с поличным на мелкой краже. К тому же… – он сунул руку куда-то под стол и извлек оттуда золотую ящерицу. Руал бессознательно шагнул вперед. Стражник придержал его за локти.
– Это ваша вещь, Ильмарранен? – спросил судья небрежно, в то время как его глаза-дыры прошивали Руала до костей.
– Моя, – хрипло сказал Руал.
– Хе, – снова смешок, от которого мороз продирал по коже. – Эта вещь принадлежит некоему герцогу, некоему неудачнику-герцогу, которого однажды пользовал своими знахарскими снадобьями самозваный гадальщик-предсказатель… Как его звали, Ильмарранен, вы не помните?
Руал покачнулся.
– Хе, – судья внимательно за ним наблюдал, – я давно жду, Ильмарранен, жду, когда вы попадетесь… Дружок, – обратился он к писцу, – оставь эту пачкотню, тут совсем особый случай… Скажи на входе, пусть не беспокоят пока… И позови господ обвинителей.
Писец скрипнул скамейкой и засеменил к двери. Руал, который успел овладеть собой, угрюмо смотрел прямо в буравящие его глаза, пока судья не вытянул палец и не качнул им тряпичного висельника в петле:
– Так на чем мы остановились… Ага, – он порылся в бумагах, – выдал себя за знахаря… К этому вернемся позже. Украл золотую статуэтку… – судья прихлопнул ящерицу пухлой рукой. Руала передернуло.
– Дальше, – ровно продолжал судья, разбирая бумаги. Мягкие и розовые его пальцы поглаживали шпионские донесения, поглаживали нежно, будто трогательные любовные письма:
– Интересная закономерность… Господину Ильмарранену нравится присваивать себе власть над людьми и явлениями… Вот он выдает себя за ясновидящего, но – увы! – ему везет меньше, нежели в случае с герцогом. А вот, погодите-ка… Да, снова ворожба, знамения, господин Ильмарранен с удовольствием пророчит перед толпой… Превращает оборотня в собаку… До чего же все-таки глупа эта деревенщина! Вот еще, оружие погнулось вроде бы само собой, и какой-то скелет, впряженный в телегу… Вам не откажешь в изобретательности! Однако все это, вместе взятое, как-то жалко выглядит, не так ли?
Судья, казалось, расцветал с каждым словом. Он загонял слова Руалу под ногти, сдирал словами кожу и словами же втаптывал в грязный каменный пол.
Руал вздрагивал под ударами, пытался вспомнить лицо вдовы из поселка с пчелами и расписными кувшинами, и как пес тыкался ему в колено, ища защиты и покровительства… Вместо этого наползали одна на другую рожи и хари, и бился на траве невинно истязаемый юноша, на которого он, Руал, возвел напраслину. Стаканы… У него в руках треснул стакан.
