Лорел Гамильтон - Глоток мрака
– Она не лжет, – сказал ему Дойл.
– Не в этом дело. Дело в том, что я уж и вспомнить не могу, когда женщина беспокоилась о том, что я о ней думаю. В том, что она откликнулась на один-единственный взгляд... – Он нахмурился и спросил: – Неужели мы с самого начала были назначены друг другу? Не потому ли единственный взгляд сделал так много?
Я раньше не смотрела на это с такой стороны.
– Не знаю. Знаю только, что случилось именно так. Ты заставил меня стать лучше, чем мне хотелось, Повелитель Бурь.
Тут он наконец улыбнулся. Улыбкой, которую может подарить женщине всякий мужчина. Улыбкой, которая говорила, как он польщен и как много значат для него мои слова. Все думают, будто самое волшебное в моих отношениях со стражами связано с их и моей сверхъестественностью, но многие драгоценные мгновения нам дарят самые обычные вещи. Такие мгновения могут испытать все на свете мужчины и женщины, если они любят друг друга и говорят друг другу правду.
Так я люблю Мистраля? В эту минуту, глядя в его поднятые ко мне глаза, я могла ответить только: «Еще нет».
Глава двадцать третья
Слуга принес платье. Оно было кожаное, из кусков, сшитых огромными франкенштейновскими стежками. Кожа была в основном черного цвета, разные куски имели разную текстуру. Среди черных попадались серые и белые, словно платье сшили из шкур разных зверей. С такими швами и чересполосицей оно должно было выглядеть безобразно, но почему-то не выглядело. Получилась этакая смесь клубного стиля с готским, да еще байкерского немножко.
Самым удивительным оказалось то, что оно подошло мне по размеру – не то что почти подошло, а подошло идеально. В плечах и рукавах оно сидело так плотно, что пришлось снять окровавленную больничную рубашку, иначе пуговицы не застегивались. Я узнала фактуру пуговиц – резная кость. Лиф был довольно узкий, и мое декольте красиво смотрелось в треугольном вырезе ворота. Самая узкая часть платья оказалась под грудью – завышенная талия в стиле ампир. Ниже юбка расширялась и спадала до пола, как в бальном платье. Пуговицы – до самого низа. Шолто даже пришлось встать на колени, чтобы их застегнуть.
– Выглядишь замечательно, – улыбнулся он мне.
Это мелочно – когда чувствуешь себя лучше, надев платье, которое тебе идет? Может быть, но при моем самочувствии я была любой мелочи рада, лишь бы чувствовать себя лучше.
– Сидит идеально, – оценила я. – Чей гардероб я ограбила?
– Платье было сшито для царицы слуа, – сказал Шолто, вставая.
– Что это значит?
– Это значит, что придворная портниха несколько месяцев назад видела сон. Ей было сказано, что я приведу царицу, и что ей нужно сшить царице одеяния.
Я провела пальцами по коже платья – она была удивительно мягкая. И подкладку портниха не забыла пришить, чтобы швы не натирали кожу.
– Хочешь сказать, что портниха раньше всех знала, что Мередит станет вашей царицей? – удивился Мистраль.
– Не по имени. Но – да, мерки знала.
– И ты позволил ей шить одежду для некой призрачной царицы? – спросил Дойл.
– Мирабелла несколько столетий шьет придворные наряды слуа. Она заслужила право на некоторые вольности. Но и потеря была невелика – многие наряды сшиты из остатков, как вот это платье. – Он улыбнулся восхищенно: – А видя Мередит в этом наряде, я скажу, что потери вовсе нет.
– Но почему было так важно, чтобы здесь нашлась для меня одежда? Настолько важно, чтобы послать провидческий сон? – спросила я.
– Мы в осаде, – сказал Дойл. – Возможно, нам придется пробыть здесь дольше, чем мы рассчитываем. Для меня и Мистраля здесь может найтись подходящая одежда, но подобрать наряд для тебя сложнее.
– И все же, чем важны красивые наряды? – не понимала я.
– Мирабелла твердила всем, кто соглашался слушать, что я приведу царицу, и что ростом она будет всего такой. – Он показал руками, как рыбаки показывают размер рыбы. – Так что оставшиеся ведьмы и женщины-летуны прекратили на меня охоту.
– Женщины твоего двора прекратили тебя преследовать, потому что Мирабелла шила одежду неподходящего для них размера? – опешила я.
– Да.
– А ты видел уже эти наряды? – спросил Дойл.
– Нет, – ответил Шолто. – Мои подданные женского пола очень старались меня к ним не подпустить. Если честно, я считал, что Мирабелла просто пытается помочь мне удержать дам на расстоянии. – Он провел рукой по моему затянутому в кожу плечу. – Но сон оказался вещим.
– Надеюсь, он не предвещает, что мы здесь застрянем, – сказал Мистраль. – Не хочу обидеть, царь Шолто, но это будет значить, что люди не смогут нас отсюда вывести.
– Нисколько не желаю неудачи плану Мередит, но не могу не признать, что с радостью и дальше наслаждался бы ее присутствием.
В дверь негромко, вежливо постучали. Мне не нужно было говорить, что это прислуга. Подозреваю, их такому стуку обучают вместе с прочими должностными обязанностями – умению привлечь внимание, не навязываясь.
– Войдите! – крикнул Шолто.
В дверь с поклоном вошла та же женщина, что принесла платье.
– Прошу прощения, царь Шолто, но появился вопрос, требующий твоего внимания.
– Говори яснее, Бебе. Что случилось?
Все три ее глаза покосились на Мистраля и Дойла – может быть, на Дойла чуть сильнее. Потом она спросила:
– Нужно ли открывать дела двора чужакам? – Она тут же упала на колени. – Я не о царице Мередит говорю, а о двоих сидхе.
Я подумала, что она проводит интересное разграничение: Мистраль с Дойлом – сидхе, а мы с Шолто – нет. Это просто потому, что правитель слуа не может быть сидхе, или признание того, что мы слишком отличаемся от сидхе внешне? Я не настолько была знакома с Бебе, чтобы расспрашивать о ходе ее мыслей, но все же интересно бы знать.
Шолто вздохнул и повернулся к нам.
– Прошу прощения, но вы и правда не слуа. Надеюсь, я скоро вернусь.
Не слишком довольный, что нас покидает, он ушел вслед за служанкой.
– Забавно, что своего царя они к сидхе не причисляют, – заметил Мистраль.
– Как и меня, – сказала я.
Дойл шагнул ко мне, провел ладонями по рукавам моего нового наряда.
– Ты в этом платье прекрасно смотришься. Тебе идет.
– Верно, – поддержал Мистраль. – Я виноват, не отметил сразу твою красоту, принцесса. Прости.
И он опустился на одно колено, как делали стражи королевы Андаис, когда боялись, что вызвали ее неудовольствие.
– Поднимись, – сказала я. – И не делай так больше никогда.
Он поднялся с озадаченным видом, неуверенность на его лице была почти болезненной.
– Я огорчил тебя. Мне очень жаль.
– Огорчил тем, что упал на колено, как перед королевой, – пояснил Дойл.
Я кивнула:
