Лорел Гамильтон - Глоток мрака
Дойл слегка надрезал палец и мазнул клинок, потом наклонился к лезвию и позвал Риса.
Я сидела в большом офисном кресле Шолто, забравшись в него с ногами. Живая корона размоталась и исчезла туда, откуда пришла. Шолто тоже остался простоволосым. Наверное, магия добилась, чего хотела.
Не знаю, то ли это было последействие высокой магии, то ли нервная разрядка, но меня бил озноб, никак не связанный с температурой внутри волшебных холмов – она всегда одинакова. Бывает холод, ощущаемый не кожей и не убираемый одеялами – он холодит сердце и душу.
На большом и пустом письменном столе Шолто лежал меч Абен-дул. Проступившие на рукояти изображения никуда не делись, застыв в ее материале – не знаю уж в каком. На ощупь рукоять казалась костяной, но как будто не совсем. Резьба изображала миниатюрное нагое тело женщины, застывшей в позе ужаса и страдания, ее лицо вплавляется в ногу мужчины, упавшего на нее.
Рука плоти – одно из самых ужасных умений, которыми обладают сидхе. Я пользовалась ею всего дважды, и каждый случай является мне в кошмарных снах. Если бы я применила ее к людям, все было бы не так ужасно, может быть. Если человека вывернуть наизнанку – он умрет. А сидхе – нет. Приходится добивать их, орущих, с блестящими на свету вывернутыми внутренностями. С бьющимся у всех на виду сердцем, по-прежнему соединенным с сосудами, со всем прочим.
Последним обладателем руки плоти был мой отец. Но меч, что лежал сейчас на столе, пришел не к нему, а ко мне. Почему?
Мистраль встал между мной и столом, уперся руками в подлокотники кресла, толкнул. Кресло легко откатилось, я подняла взгляд на склонившегося ко мне стража.
– Принцесса Мередит, у тебя страшные видения?
Я открыла рот ответить, закрыла, наконец промямлила:
– Мне холодно.
Он улыбнулся, но глаза его не улыбались, когда он повернулся к Шолто:
– Принцесса мерзнет.
Шолто кивнул и открыл дверь отдать приказ охране. С его царским положением он был просто уверен, что охрана стоит у дверей и что кто-нибудь с удовольствием сбегает за слугой, который в свою очередь раздобудет плед или плащ. Привычки знати. У меня никогда не было столько прислуги, чтобы обзавестись подобными привычками. Может быть, мой отец того и добивался. Он был из тех, кто заглядывает далеко вперед. Может быть, он решил, что без свойственной знати надменности я стану более справедлива. Стране фейри так давно недоставало справедливости. Хоть в малом.
Мистраль присел передо мной на колени, но он был так высок, что все равно загораживал от меня стол. Там не только меч лежал, но и его копье. Сейчас казалось, что оно сделано не из серебра, а из светлого дерева, покрытого резными рунами и надписями на языке столь древнем, что я понимала не все. Мне стало интересно, понимает ли их сам Мистраль, но не настолько интересно, чтобы спрашивать. У меня были более насущные вопросы.
– Почему этот меч не пришел к моему отцу? Он владел рукой плоти.
– Как и рукой огня, – отозвался Дойл из-за спинки моего кресла.
Я ответила, не оборачиваясь:
– А я – рукой крови. Это что, относится к делу? Абен-дул предназначен для любого обладателя руки плоти. Почему он выбрал меня, а не моего отца?
– При жизни принца Эссуса артефакты силы еще не начали возвращаться, – сказал Дойл.
Мистраль спросил:
– Ты связался с Рисом?
– Да.
Дойл подошел и остановился справа от меня. Он взял меня за руку – за ту руку, что позволяла мне брать меч без опаски, что соответствующая магия вывернет меня наизнанку и я умру, как прочие ее жертвы.
Он поцеловал мою ладонь – я попыталась выдернуть руку, он не пустил.
– Ты обладаешь великой силой, Мередит. В этом нет ничего дурного или неправильного.
Я дернулась сильней, он предпочел со мной не драться и отпустил.
– Я знаю, Дойл, что магия сама по себе не хороша и не дурна, все дело в последствиях. И ты видел ее последствия. Ничего кошмарней я не видела.
– А принц никогда не показывал тебе действие его руки власти? – спросил Мистраль.
– Я видела врага королевы, которого она держит в сундуке у себя в спальне. Я знаю, что в этот... комок плоти его превратил мой отец.
– Принцу Эссусу не нравилось, как поступила его сестра с этим... предметом, – сказал Дойл.
– Не предметом, – возразил Шолто. – С живым существом. Или ты думаешь, что будь он живым существом, королева не держала бы его в том сундуке?
Все повернулись к нему. Мистраль – с очень недовольным видом.
– Мы хотим ее успокоить, а не наоборот.
– Королева тешит гордость, показывая себя Мередит с самой кошмарной стороны.
Я кивнула.
– Верно. Я видела, что осталось от того... пленника. Она брала его с собой в постель и велела мне убрать его обратно в сундук.
– Я не знал, – сказал Дойл.
– Я тоже, – сказал Мистраль.
– Вы думаете, что королева утаила от принцессы хоть что-нибудь?
– Андаис не делилась подробностями нашего унижения, – ответил Мистраль. – Мередит никогда не видела, как она нас пытает – как в ту ночь, когда принцесса нас спасла.
Он взял меня за руку и посмотрел на меня взглядом, которого я долго добивалась. Посмотрел с уважением, благодарностью и надеждой. Той ночью именно взгляд Мистраля, именно его глаза дали мне смелость, рискуя жизнью, спасти их от королевы. Его глаза той ночью сказали совершенно ясно – вот еще одна бесполезная кукла. И я из кожи вон вылезла, доказывая обратное.
Догадывается ли он? – подумала я, и что-то подтолкнуло меня ему сказать:
– Той ночью я рисковала смертью от рук королевы из-за твоих глаз, Мистраль.
Он нахмурился недоуменно:
– Но ты меня тогда почти не знала.
– Да, но ты смотрел мне в глаза, когда она кромсала вас на куски и заставляла остальных смотреть. Твой взгляд ясно дал понять, что ты обо мне думаешь – что я всего лишь еще одна ни на что не годная принцесса.
Он не мог оторвать от меня глаз.
– Ты едва не погибла той ночью только потому, что я на тебя посмотрел?
– Мне нужно было доказать тебе, что ты ошибаешься. Мне пришлось рискнуть всем ради вашего спасения, потому что это было правильно. Это был мой долг.
Он взял мою руку обеими руками, хотя моя маленькая ладошка почти потерялась в его больших руках, и все вглядывался в мое лицо, будто взвешивал мои слова.
– Она не лжет, – сказал ему Дойл.
– Не в этом дело. Дело в том, что я уж и вспомнить не могу, когда женщина беспокоилась о том, что я о ней думаю. В том, что она откликнулась на один-единственный взгляд... – Он нахмурился и спросил: – Неужели мы с самого начала были назначены друг другу? Не потому ли единственный взгляд сделал так много?
Я раньше не смотрела на это с такой стороны.
– Не знаю. Знаю только, что случилось именно так. Ты заставил меня стать лучше, чем мне хотелось, Повелитель Бурь.
