Юлия Григорьева - Погоня за сказкой
Ветер сорвал одну из простыней. Женщина в темно-синем платье, разговаривавшая с мадам Дэврон, взглянула в ту сторону.
— Эрве! — страшно закричала она. — Эрве!
Никто даже не пытался удержать женщину, когда она бросилась к носилкам. Ее вой отозвался в моей душе, и я, закрыв уши ладонями, бросилась к карете. Но вместо того чтобы сесть внутрь, я повисла на Эрмине, с силой стискивая его плечи. Рыдания разрывали мне грудь. Кучер неловко обнял меня. Он гладил меня по волосам, пытаясь утешить, но поток слез все не останавливался. Было страшно, так страшно, что мир для меня сузился до этого молчаливого человека, ставшего вдруг самым родным в чужом городе.
Не знаю, сколько мы стояли так. В карету я села только тогда, когда слезы закончились, и я почувствовала себя опустошенным сосудом. В сторону кораблей и жен других офицеров и матросов я уже не смотрела. Карета тронулась с места, увозя меня в осиротевшее жилище, где застыла, казалось, навечно могильная тишина, нарушаемая только тиканьем больших напольных часов, которые мы купили с Дамианом вскоре после нашего здесь поселения.
Дни слились в единую серую полосу. Осень, наступившая еще месяц назад и совсем не ощутимая недавно, теперь все чаще лила горючие слезы над Маринелем, еще более усугубляя тоску моего одиночества. Сколько слез я выплакала — не знаю. Они начинали течь по щекам сами по себе. И так же прекращались. Большую часть дня я сидела у окна, глядя на улицу, и шептала строки некогда написанного мне Дамианом стихотворения.
Кто видел бабочки полет?
Когда, порхая над цветами,
Сверкая легкими крылами,
Как будто душу призовет…
Выбиралась я из дома редко, чаще для того, чтобы узнать, нет ли новостей. Их не было. Начальник порта, кажется, уже чувствовал раздражение, когда я появлялась на его пороге. Тогда я стала ездить к мадам Дэврон. Мы подолгу сидели молча, пили чай, потом она что-то рассказывала мне про своего мужа. Я слушала, вяло улыбалась, пока Элина не начинала плакать. Это было тягостно. Тогда я перестала ездить и к ней.
Однажды, спустя почти месяц после трагедии, я оказалась в торговом квартале. Брела между лавками, чтобы развеяться. Это не помогало, потому что я везде видела Дамиана. Возле модного салона я вспомнила, как мы покупали ему новые рубашки. Мой муж дурачился, предлагая мне их мерить.
— Любимая, ты их носишь чаще, чем я, — смеялся он, припоминая мою стеснительность и то, что я часто хватала первое, что попадалось под руку, когда шла в умывальную комнату. Его рубашки отчего-то всегда лежали ближе.
— Ох, — всхлипнула я и поспешила дальше.
Но дальше была посудная лавка, где мы жарко спорили из-за какой-то чашки. Кондитерская, шляпный салон, мясная лавка… Всевышний! Это было невыносимо. В каждом уголке, на каждой улочке, в каждой витрине я видела Дамиана. Едва сдерживая слезы, я поспешила к карете, ждавшей меня в ста шагах.
— Если бы он не привез тебя, ничего бы этого не было, — услышала я и сначала не поняла, что говорят подобное мне.
Но, обернувшись, я обнаружила ту самую женщину, что доставила мне неприятные минуты в первый день нашего приезда.
— Все из-за тебя, — повторила она.
Ее спутник, как раз направлявшейся к ней из винной лавки, отрывисто произнес:
— Замолчи!
— Дамиан…
Звонкий звук пощечины огласил улицу, оборвав так и не высказанные слова женщины. Ее спутник — им оказался господин Фост — сверлил женщину злым взглядом. Она схватилась за щеку, а у меня не было ни сил, ни желания продолжать смотреть на них. Я развернулась и поспешила прочь.
— Мадам Литин, — меня догнал Анселен Фост. — Не обращайте внимания на нее, это глупая женщина.
— Она мне безразлична, — тускло ответила я.
— Ада, — мужчина взял меня за локоть, останавливая, — вам нужно развеяться.
Я скользнула по нему равнодушным взглядом, освободила свой локоть и села в карету, не спеша отвечать. Фост придержал дверцу:
— Позвольте мне завтра заехать за вами. Я сопровожу вас на прогулке.
— Это лишнее, — ответила я, дверца закрылась, и карета тронулась.
Он действительно появился на следующий день, но я отказалась принимать господина Фоста, и он ушел восвояси. Мужчина приходил еще несколько раз, но мой ответ был все тот же, и он отстал. А потом произошло то, что привело меня в сильнейшее волнение.
— Ада! Ада! — мадам Дэврон вбежала в мой дом.
Она находилась в сильнейшем возбуждении. Мне пришлось подать женщине воды, потому что, кроме моего имени, она не могла произнести больше ни слова.
— Что случилось? — спросила я.
— Нашли! — выдохнула она. — В Лаифе. Едем, скорей едем!
Больше я ничего не спрашивала, устремляясь следом за мадам Дэврон. Мы вновь ехали в порт. Элина была оживлена, она улыбалась и много говорила. Но все это было бессвязно, а может, это у меня от ожившей надежды слова не укладывались в голове. Единственное, что я поняла четко, — появились известия о людях с «Королевы Анжель».
В кабинет начальника порта мадам Дэврон вбежала первая, и я успела услышать, как ее радостно приветствуют.
— Скоро вы увидите своего мужа, мадам Дэврон, — сказал начальник порта. — Мадам Литин? — лицо его вдруг вытянулось, стоило мне войти в его кабинет. — Добрый день.
— Добрый день, господин Лема, — поздоровалась я и выжидающе посмотрела на него.
— Ну же, — поторопила его Элина. — Говорите же!
Мужчина прокашлялся, снова бросил на меня хмурый взгляд и заговорил:
— Их нашли на невольничьем рынке на Лаифе. Состояние плачевное, но живые, руки-ноги на месте. Капитана Дэврона выкупили. Также мне известно, что были освобождены еще несколько человек.
— А Дамиан? — я подалась вперед.
— Его имя не значилось в списке тех, за кого должны были заплатить, — ответил мужчина.
— Подождите, господин Лема, — мадам Дэврон внимательно посмотрела на него. — Освобождены все, кого нашли на Лаифе?
— Н-нет, — протянул он. — У министерства нет возможности выкупить всех.
— Но Дамиан хотя бы там был?! — воскликнула я. — Скажите, умоляю, не мучайте меня!
Господин Лема подошел ко мне, и я почувствовала легкий запах терпкого одеколона от его мундира. Мужчина по-отечески заботливо обнял меня за плечи.
— Успокойтесь, дитя, — мягко сказал он. — На рынке было найдено около пятнадцати человек из экипажа «Анжели». Имен всех я не знаю, только тех, чьим освобождением должны были заняться.
— И кого же освободили? — глухо спросила я.
Он назвал несколько имен, и я поняла, что Дамиана не может быть среди них.
