Галина Романова - Одна на две жизни
Задержался на выходе только для того, чтобы накинуть краденый камзол и прикрыть его сверху плащом. После чего покинул университет. Конечно, как и обещал, он еще сюда вернется, и, наверное, не раз. Но сейчас навалились другие дела. И перво-наперво стоит нанести визит герцогине Ларисе Ольторн.
Агния злилась на Ариэла еще несколько часов, распаляя себя снова и снова. Подумаешь, обиделся! На правду не обижаются. Лично она не верит в его невиновность, и если та женщина столь легкомысленна, что повела себя по-другому, значит, она просто не знает Ариэла Боуди так хорошо. Наверняка он заморочил ей голову своими романтическими бреднями — Марек рассказывал, что он сирота. История о несчастном младенце, которого воспитывали чужие люди, обделив лаской и любовью… Всеми брошенный, непонятный и покинутый, мечтающий о капельке любви и ласки, — в романах, которые Агния раньше любила читать, именно это скрывалось за брутальной внешностью и мужественным характером главных героев. И лишь героиня — во всех книгах ей было восемнадцать лет, она была нежна, невинна и прекрасна — могла разгадать за этой маской столь же чистую и ранимую душу и получала в награду неземную любовь. Наверное, та дамочка перечитала романов и убеждена, что внутри Ариэл Боуди не такой, как снаружи. Что ж, ее ждет горькое разочарование. А Агния уже разочаровалась. И — если уж на то пошло! — ему нельзя на нее обижаться. Ведь он сам говорил, что любит. Вот пусть и прощает предмету своей страсти подобные маленькие грешки!
Размышления прервало появление Лимании.
— Госпожа, — сатирра переминалась с копытца на копытце, — а как быть с камзолом?
— С каким?
— Господин Ариэ-э-эл оставил. Я его постирала, он высох, и тепе-э-эрь…
— А что с ним не так?
— Но он же рваный! Може-э-эт быть, зашить?
— Принеси, — вздохнула Агния.
Когда горничная разложила перед нею на спинке дивана то, что осталось от камзола, молодая женщина чуть не скомандовала выбросить это на помойку. Уцелели только спинка и полы. Все остальное — рукава и грудь — было изодрано когтями ликантропа.
Две женщины — человек и сатирра — несколько минут смотрели на изуродованную одежду.
— Принеси мою корзинку для рукоделия, — со вздохом, злясь на себя за проявленную слабость, приказала Агния. Ну, если Ариэл вернется, она заставит его рассчитаться за каждый стежок!
Он не вернулся.
И с камзолом дело не ладилось. Агния умела шить — в пансионе, кроме грамоты и счета девушкам преподавали в обязательном порядке музыку, обучая пению и игре на клавесине даже тех, кто не имел ни голоса, ни слуха, танцы, домоводство и рукоделие. Ибо что это за женщина, которая не умеет вести хозяйство, планировать доходы и расходы, готовить, шить, вязать и вышивать? Музыку Агния ненавидела и дальше самых простеньких мелодий не продвинулась, для пения ее голос был слишком слаб и невыразителен, а вот шить и вышивать она обожала. Но через два часа борьбы сдалась совершенно, ибо собрать камзол из обрывков ткани ей не удавалось, как ни старайся.
Было два выхода — либо выкинуть бесполезную тряпку и махнуть рукой на загубленный день, либо пожертвовать для Ариэла один из старых камзолов Марека. Она не выкидывала ничего из вещей покойного мужа, все они находились в целости и сохранности, но расстаться хоть с чем-то? Если только с тем, какой он так ни разу и не надевал? Такой, если поискать, отыщется. Другой вопрос, что Ариэл был на полголовы выше и шире в плечах. Значит, из двух камзолов придется делать один. Ну, Ариэл! Он никогда не сможет рассчитаться за жертвы, на которые она пошла ради него!
За этим занятием — распарывать, раскладывать клочки, подгоняя друг под друга, и сшивать снова, перекраивая на ходу, — Агния засиделась до поздней ночи. И опомнилась только, когда резкий порыв ветра задул свечу, погрузив комнату во мрак.
Вздрогнув от неожиданности, она уколола себе палец до крови. И когда только успела наступить ночь? Камин давно погас, в комнате было холодно. Распахнутые окна — ставни на ночь она тоже забыла закрыть — серыми прямоугольниками выделялись во мраке. Судя по слабым отблескам, фонари уже зажгли. Вот она засиделась! Интересно, заперла ли Лимания дверь?
Агния тихо встала, отложив недоделанную работу. Сама мысль о том, что надо спуститься вниз по темной лестнице, неожиданно напугала ее так сильно, что женщина вцепилась в спинку стула обеими руками. А что, если снаружи ее уже поджидают? Что, если там опять ликантроп? И Ариэла нет. Где его дьяволы носят?
Решившись, она сделала осторожный шаг. Половица под ногой предательски скрипнула, и Агния вскрикнула от неожиданности. Изо рта вырвалось облачко пара. Неужели так резко похолодало. Или…
«А-а-агния, — отозвалась темнота глубоким вздохом. — Моя Агния!»
Нет, она определенно не спала! Невозможно уснуть за работой! Тем более что вот недошитый камзол, выделяется темным пятном на светлой обивке дивана. Она полностью одета и не помнит, чтобы шла в постель. И в комнате еще пахнет свечным воском. Это не сон. Это явь или…
— Марек?
«Я».
Опять тяжкий вздох, и новый порыв холода, пробирающий до костей. Молодая женщина обхватила себя руками. В спальне на кресле осталась шаль, теплая, из козьего пуха. Но до нее сейчас так далеко…
«Тебе холодно?» — догадалась тьма. Из мрака соткалась тень. Ростом и сложением силуэт напоминал Марека, но черты лица пропадали. Только голос был его — ошибиться невозможно.
— Д-да.
«Мне тоже холодно. Тут такой холод… От него замерзает душа, и память становится хрупкой, как льдинка. Только живое человеческое тепло способно согреть меня. Иди ко мне, Агния!»
Тень протягивала руки. Всем существом Агния тоже тянулась навстречу, но что-то останавливало.
— Погоди! — Мысль пришла, как озарение. — Если ты — Марек, скажи, кто тебя убил?
От этого зависит сейчас очень многое. Пусть он назовет хотя бы одно имя. Не важно чье!
«Ты знаешь его».
Ариэл? Быть того не может! То есть очень даже может, она всегда это знала…
— Но почему? Это из-за меня?
«Отсюда все видится иначе. Ты — моя, Агния. И должна остаться моей! Иди ко мне!»
Тень приблизилась. От холода у Агнии потемнело в глазах. Дыхание перехватило. Сознание помутилось. Смутно, как сквозь сон, она чувствовала, как ее обнимают чьи-то руки, как знакомый голос шепчет на ухо ласковые слова, как ледяные губы касаются ее губ. Она, кажется, сама целовала их в ответ, но, когда холодные пальцы дотронулись до ее груди, вскрикнула, как от боли. Ей показалось, что к нежной коже приложили раскаленное железо!
— Нет!
