Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин

Может быть, они были вам благодарны, мер Мичезар? Может быть, так вам было проще ухаживать за ними, привязывать их к себе, а потом убивать?

– Да, – заговорил Ульджавар. – Видите шелушащиеся пятна на пальцах? Их немного, вероятно, потому, что он убил ее быстро, но они есть.

– Калонвар? – спросил священник.

– Несомненно. Должно быть, доза была огромной.

– Возможно, это была его первая жертва, – пробормотал я, пытаясь побороть приступ тошноты. – И он не знал, сколько яда необходимо.

Ульджавар поднял голову и посмотрел на меня. В его светлых серо-зеленых глазах я увидел сочувствие.

– Вам что-то еще нужно здесь, отала Келехар?

– Нет. – Я покачал головой. – Мне кажется, признаки отравления вполне очевидны, и история меррем Мичезаран слишком похожа на случай мин Урменеджен.

– Она оставила завещание? – поинтересовался Ульджавар.

– Да, – удивленно ответил Боншенар. – В первый же день после переезда они отправились к меру Челавару. Он был единственным, кто присутствовал на ее похоронах, если не считать вдовца. Мер Челавар очень переживал, что женщина умерла почти сразу после составления завещания. И еще его огорчили дешевые похороны. По правде говоря, это и развязало ему язык. Он негодующе повторял, что меррем Мичезаран оставила мужу все деньги, а он оказался таким неблагодарным. Она настояла лишь на том, чтобы ее похоронили по плоранскому обряду, и, как вы видите, он выполнил это условие.

– Любящий супруг, – хмуро пробормотал Ульджавар.

Кончики ушей Боншенара опустились, но он продолжал:

– Но мер Челавар не говорил, что заподозрил убийство.

– Он сказал, о какой сумме шла речь? – спросил я.

– Денег было много, – ответил Боншенар. – Достаточно много для того, чтобы удивить Челавара, а за столько лет службы в юридической конторе он немало повидал.

– Мы можем поговорить с мером Челаваром? – спросил я.

– Он скончался два года назад, – извиняющимся тоном сказал Боншенар. – Но если бы у него возникли какие-то подозрения, уверяю вас, он бы обязательно что-то предпринял. – Прелат нерешительно помолчал и добавил: – Брюшной тиф – обычное явление в той части Рощи Айшан, где они поселились. Ее смерть никого не удивила, соседи лишь говорили, как это печально, что она умерла так скоро после свадьбы.

– Но если у меррем Мичезаран были деньги, – удивился Ульджавар, – почему они жили в бедном квартале?

– Они экономили, – объяснил Боншенар. – По крайней мере, так сказал мне мер Мичезар на похоронах. Супруги собирались купить дом.

– Вероятно, ей он говорил то же самое, – буркнул Ульджавар и тряхнул головой, словно отгоняя назойливую муху.

– Я понимаю, почему он пошел на убийство, – сказал Боншенар, засыпая могилу, – но какая чудовищная жестокость!

– Может быть, калонвар – единственный яд, который ему известен, – предположил Ульджавар. – И его, несомненно, очень легко достать.

Он был прав. Калонвар входил в состав многих косметических средств, начиная с лосьонов для рук и заканчивая ополаскивателями для волос, а в чистом виде повсюду продавался в качестве крысиного яда. Убийце нужно было всего лишь зайти в лавку с хозяйственными товарами.

Мы закончили засыпать могилу, и отала Боншенар, которому, без сомнения, хотелось с нами поскорее распрощаться, объяснил нам, как вернуться к трамвайной остановке.

По дороге я спросил Ульджавара:

– Как вы считаете, новая информация поможет нам найти его?

– Это зависит от нескольких факторов, – ответил Ульджавар. – Если его настоящее имя – Мичезар или Авелонар и он снова воспользуется одним из этих имен, мы, вероятно, сможем его обнаружить. Но я лично в этом сомневаюсь. Или если найдется кто-то, кто сможет его опознать. В противном случае нам остается лишь продолжать собирать истории. Знание модели поведения преступника нам так или иначе не помешает.

– В данный момент, – вздохнул я, – это наш единственный шанс.

Я вернулся в Святилище с Ульджаваром, чтобы, как он выразился, «согнать» комиссию из служителей Ксайво. Нам следовало дать официальные показания об открытии, сделанном на кладбище.

Трое целителей, которых нам удалось отыскать, – двое сидели в библиотеке Святилища, а третий занимался вскрытием туши свиньи в лаборатории, – были очень недовольны тем, что их оторвали от работы. Однако они внимательно слушали Ульджавара, который диктовал описание тела меррем Мичезаран младшему прелату, приглашенному в качестве писца. Ульджавар явно поднаторел в подобных делах: он говорил ровно и четко, через равные промежутки времени останавливался, чтобы служитель успел записать его слова, и перечислял факты в логической последовательности. Когда он закончил, священники стали задавать вопросы, но их оказалось немного. Потом Ульджавар перечитал запись показаний, а я, в свою очередь, выступил перед комиссией. Мое свидетельство подтверждало слова Ульджавара, а вопросы служителей Ксайво касались расследования смерти мин Урменеджен, которое привело нас к истории меррем Мичезаран.

У младшего прелата оказался вполне сносный секретарский почерк, и его записи были точными.

– Они все по очереди обязаны выполнять эту работу, – объяснил Ульджавар. – Мы даем показания под присягой не реже, чем Свидетели. Это необходимая предосторожность. Иначе потом, если родственникам придет в голову, что смерть является подозрительной, начнется настоящий кошмар.

– Разумеется, – согласился я.

Я подписал документ, служители Ксайво поставили свои подписи в качестве свидетелей, и я вышел из Святилища в серовато-золотые осенние сумерки.

Я нашел на берегу канала чайную «Осколок Стонанави» и устроился в уголке с булочкой и чайником зеленого чая, который, конечно же, был выращен в том округе, где находилось Стонанави. Чай был крепче, чем тот, что я пил обычно, но его дымный привкус подходил моему сегодняшнему настроению.

После первой чашки и половины булочки я почувствовал, что в силах оценить ситуацию.

Во-первых, я обрел официальную независимость от Улистэйлейана, что принесло мне невыразимое облегчение, словно я избавился от жестокой головной боли. Амал’отала мог мне приказывать, но не имел права меня уволить. Это мог сделать только архиепископ, а я был уверен в его поддержке, если из Амало поступит жалоба. Кроме того, я знал, что, даже если архиепископ поверит моим врагам, император точно примет мою сторону. Мне стоило только написать ему. Я не собирался обращаться к императору, но мысль о том, что в крайнем случае я смогу это сделать, была утешительной.

Во-вторых, я выполнил обещание, данное осмеру Тилмереджу.

Неизвестно, как будут развиваться его отношения с Чонадрин, пожалеет ли он о своем письме. Но это была уже не моя забота. Здесь я ничем не мог ему помочь.

Что касается дела мин Урменеджен, у меня появилась еще одна возможная жертва, но я по-прежнему не знал настоящего имени убийцы и понятия не имел, как его выяснить.

Оставалась еще смерть мин Шелсин и Алая Опера. И Пел-Тенхиор, который, сам того не желая, лишил меня покоя.

Я напомнил себе, что это не имело отношения к делу. Что моей целью, невзирая на личные чувства, была поимка убийцы мин Шелсин. Я по-прежнему считал, что найти того, кому она могла бы довериться, можно, скорее всего, именно в Опере. Было ясно, что все деньги мин Шелсин оседали в казино, и еще было совершенно очевидно, что средства для удовлетворения своей страсти к игре она добывала шантажом – скверное слово для обозначения скверного занятия. Таким образом, вопрос заключался в следующем: насколько она была откровенна и с кем?

Явно не со своими подругами. Мин Ноченин и мин Балведин ее обожали. Они были бы последними, с кем она стала бы обсуждать грязные способы заработка. Разумеется, существовал и другой вариант: актриса являлась одной из тех редких женщин, которые не нуждаются в доверенных лицах. Возможно, ее тайны умерли вместе с ней.