Руслан Шабельник - Песнь шаира или хроники Ахдада
- Ты проникнешь во дворец султана. Там - отыщешь сокровищницу. Бери, что пожелаешь и сколько унесешь, но не жадничай, впрочем, бывалый вор должен знать это лучше кого бы то ни было. Мне же доставишь следующее...
42.
Продолжение рассказа четвертого узника
Итак, моего соседа спустили в колодец, закрыли отверстие камнем, и все ушли, оставив соседа подле его жены в колодце.
Увидев, более того, став свидетелем подобного варварства, ваш покорный слуга не удержался, чтобы воскликнуть:
- Клянусь Аллахом, эта смерть тяжелей, чем первая смерть!
Обуреваемый чувствами, я пошел ни к кому иному, как к правителю страны, как вы помните, бывшему моим другом.
- Господин, - сказал я, - как это вы хороните живого вместе с мёртвым в вашей стране?
На что царь ответил:
- Знай, что таков обычай в наших странах: когда умирает мужчина, мы хороним вместе с ним жену, а когда умирает женщина, мы хороним с ней её мужа заживо, чтобы не разлучать их при жизни и после смерти.
- О царь времени, - спросил я, - а если у чужеземца, как я, умирает жена, вы тоже поступаете с ним так, как поступили с тем человеком?
- Да, - отвечал царь, - мы хороним его вместе с ней и поступаем с ним так, как ты видел. Больше того, в этот же колодец сбрасываем мы и преступивших закон, только не оставляем им ни еды, ни пищи. Так две весны назад был сброшен чернокожий колдун из племени людоедов, и, клянусь Аллахом, поделом ему, ибо не только деяния, но и внешний облик его был омерзителен.
- О царь времени, если позволено будет сказать - это скверный обычай.
- Этот обычай идет от наших дедов, и не нам его рушить!
От слов этих и от сильной печали и огорчения о самом себе, у меня лопнул жёлчный пузырь. Ум мой смутился, в результате я стал опасаться, что моя жена умрёт раньше меня и меня похоронят с нею живым. Но затем я стал утешать себя и сказал:
- Может быть, я умру раньше неё, никто ведь не отличит опережающего от настигающего.
Успокоенный такими мыслями, я стал жить прежней жизнью.
И надо же было такому случиться, после этого прошёл лишь малый срок, и моя жена заболела. Прожив немного дней, она умерла.
Большинство жителей пришло утешать меня и утешать родных моей жены в потере её. Даже царь пришёл утешать меня.
Затем они привели обмывальщицу, которая обмыла женщину и одела её в наилучшие, какие у неё были, одежды, украшения, ожерелья, драгоценные камни и металлы. Нарядив таким образом мою жену, её положили в ящик и понесли. Все вместе мы двинулись к горе с колодцем. Уже знакомый мне камень был поднят, и мертвая была сброшена вниз. Затем все мои друзья и родственники жены подошли и стали со мной прощаться. А я кричал, стоя между ними: "Я чужеземец, и нет у меня силы выносить ваши обычаи!"
Но они оставались глухи к моим словам и не обращали внимания на мои речи.
Затем я был схвачен и насильно связан, также ко мне были привязаны семь хлебных лепёшек и кувшин пресной воды, как полагалось, как вы помните, по обычаю. Меня спустили в этот колодец. Осмотревшись, я понял, что это огромная пещера под горой.
- Отвяжи от себя верёвки! - последовал приказ сверху.
Однако я не согласился отвязаться, тогда они бросили верёвки вниз. Затем отверстие было прикрыто камнем и люди, видимо, ушли своей дорогой.
43.
Продолжение рассказа первого узника
- А ведомо ли тебе, визирь, не далее, как на прошлой неделе в моей сокровищнице был обнаружен вор.
- Вор, мой повелитель, - визирь Абу-ль-Хасан крепко держал за руку повелителя правоверных (ибо султан в своем городе - повелитель правоверных), боясь отпустить.
Немногим было ведомо, а визирь Абу-ль-Хасан имел счастье входить в число немногих, о колдовстве, охраняющем сокровищницу султана Шамс ад-Дина Мухаммада.
- Вор, и судя по всему - из умелых, раз ему удалось добраться до самого сердца дворца.
- Но не очень умелый, раз его поймали.
- На все воля Аллаха! Скорее - не очень везучий. Пожелай он забраться в сокровищницу любого другого султана, и полное риска предприятие увенчалось бы успехом. Бедняга пролежал недвижим несколько дней, чем уже начал нести заслуженное наказание.
- Что с ним стало, о повелитель?
- Отправил на галеры.
Они, наконец, оказались в центре сокровищницы, и Шамс ад-Дин отпустил руку визиря.
Абу-ль-Хасан осмотрелся. Не часто, ой не часто за многолетнюю службу выпадала ему честь оказываться здесь: китайская парча, венецианский бархат и фламандский батист соседствовали с индийскими мечами и арраскими шпалерами. А вон и сбруя с седлом, инкрустированные слоновой костью, по белому полю которой, как миндаль в молоке, плавали разновеликие драгоценные камни - подарок халифа Дамаска.
Шамс ад-Дин направился к столику эбенового дерева с резными ножками, что скучал у пузатого сундука с оббитыми зеленой медью боками. На столике стояло блюдо, на блюде покоилась голова. Глаза были закрыты.
"Не померла бы," - испуганно подумал Абу-ль-Хасан.
- Эй ты, как тебя там, - Шамс ад-Дин легонько пнул столик, блюдо слегка съехало, голова закачалась.
"Точно померла! Нет бога, кроме Аллаха и Махаммед - посланник его!"
Пергаментные веки поднялись. Глаза, полные тоски глаза того, кто некогда звался врачом Дубаном, посмотрели на султана.
- А-а-а, это ты.
- Глупая голова, ай глупая голова, - затопал ногами Шамс ад-Дин Мухаммад, - гибнут жители Ахдада, гибнут правоверные. Души, бессмертные души - собственность Аллаха, которым положено вкушать вечный покой в зеленых садах солнечного Джанната, отправляются неизвестно куда, а ты спишь! Глупая, ай глупая голова!
- Ты пришел ко мне узнать средство от болезни?
- Клянусь памятью предков, а особенно моего отца - светлейшего Нур ад-Дина, который только из природной мягкости любил и привечал тебя - это так. И если ты сейчас же не назовешь мне способ изгнать болезнь из Ахдада, клянусь Аллахом, я прикажу...
- Что? Отрубить мне голову? - то, что осталось от врача Дубана начало смеяться. - А, может быть, повесить?
Визирю Абу-ль-Хасану сделалось страшно. Хорошо шутить с сильными мира сего, когда тебе нечего терять. А если, кроме головы, Аллах дал тебе еще и тело. Милое уму, несколько тучное тело, да поясница побаливает, но за столько лет привык.
- Я... да ты... - лицо султана Ахдада налилось дурной кровью, затем пошло пятнами, тоже дурными. - Я велю тебя стянуть с твоего блюда, а затем изжарить на медленном огне, посмотрим, как тогда ты посмеешься!
- Жарь. Я живу в таком положении уже много лет. Чуть меньшее количество лет, я пребываю в этой сокровищнице. Когда был жив твой отец - достопочтенный султан Нур ад-Дин, которого никто, даже в бреду не назвал бы мягким - еще ничего, а сейчас... я устал жить. Убивай, жарь и покончим с глупыми разговорами.
