Джон Гримвуд - Падший клинок
— Что привело вас сюда?
Амелия ткнула пальцем в Тико и нахмурилась, когда мастер Робуста ухмыльнулся при виде серебристых косичек и белой кожи.
— Не говори ничего. У тебя есть письмо?
Она подала мастеру записку Атило. Тот сломал печать, прочитал и поднес листок к огню, держа его в руках, пока бумага почти не догорела. Потом бросил остатки в очаг и смотрел, как они пляшут на углях.
— Каждый месяц?
— Я не умею читать, — пожала плечами Амелия. — Во всяком случае, я ничего не знаю.
Она взглянула на мастера и добавила:
— Я буду сопровождать его.
Ее тон ясно говорил, насколько ей нравится эта идея.
— Мы убиваем, режем и разделываем ежеминутно и ежедневно, исключая дни, запрещенные Церковью. Сейчас мы пользуемся мясницкими ножами. Твой хозяин просил в первую очередь научить тебя старым способам.
Мастер Робуста отошел к стойке и выбрал один из ножей.
— Возьми, — сказал он. — Слишком старый, его уже не испортишь.
Нож, может, и старый, но острый. Сточенное лезвие изгибалось, напоминая лунный серп. Плохой баланс.
— Ну как, подойдет? — мастер Робуста и Амелия следили за Тико. Мясник казался удивленным. По лицу Амелии читать намного труднее.
— Можно? — Тико кивнул на точильный круг.
— Он уже заточен.
Тико ожидал этого. Штучки с запечатанным письмом — просто игра. По крайней мере, со стороны мясника. Амелию, вероятно, поставили в известность еще позже, чем Тико, меньше часа назад. Юноша подошел к кругу, раскрутил его и начал снимать выступы на лезвии, пока нож не обрел нормальный баланс.
— Где ты такому научился? — Амелия заговорила с ним впервые после того, как они вышли из особняка иль Маурос. Вряд ли он мог ответить: «Следил за оружейником господина Эрика», и поэтому просто молча пожал плечами.
— Сюда, — сказал мастер Робуста.
С десяток мужчин подняли глаза, но они смотрели на Амелию. Она двигалась, как черная рысь, которая приближается к стаду, слишком глупому, чтобы оценить опасность пришельца.
— Возьмите по скамье.
— Я только наблюдаю, — покачала головой девушка.
Казалось, мясник готов возразить, но потом он пожал плечами и приказал ей встать в сторонке.
Разобравшись с этим, мастер кивнул на дубовую раму с двумя шкивами:
— Я покажу только один раз.
Маленький мальчик притащил свинью и зажал ее между колен. Потом затянул узлы на ее задних ногах и дернул веревку, бежавшую по трем шкивам. В мгновение ока его жертва повисла вниз головой.
Мастер Робуста пинком отправил таз на место, взял нож и, оттянув голову свиньи, перерезал ей горло. Он сразу принялся резать тушу, вскрывая живот, чтобы кишки падали в таз. Разделка заняла мало времени: два разреза вдоль позвоночника, передние ноги, плечи, бока, седло… Мастер умело и безжалостно отделял мясо от костей и разрывал суставы. За его движениями стоял опыт многих лет. Когда Робуста поднял глаза, Тико следил за его работой с пугающим вниманием.
— Думаешь, сможешь?
Тико кивнул.
— Тогда показывай.
Мальчик приволок вторую свинью и привязал ее за ноги. Визжащее животное повисло в воздухе. Мальчик, один из многих учеников, тут же исчез, отправившись помогать другому мяснику.
Тико ухватил свинью за рыло и полоснул ножом.
Он ждал кровавого тумана и движущихся теней. Страх, что его клыки начнут расти, жил в нем от моста Риальто и до самых дверей бойни. Но он ничего не почувствовал. Тико, не раздумывая, окунул руку в кровь, текущую из разрезанной шеи свиньи, и выпил. Кровь была противной и безвкусной. Яростное пламя, усиливающее все его чувства, исчезло.
Тогда он принялся в точности повторять все движения мастера Робусты. Вытряхнул внутренности в таз, сделал два разреза вдоль позвоночника и разделал тушу с безучастным умением, думая об окружающей его бойне.
Амелия нахмурилась. Мастер Робуста внимательно следил за ним.
Прочие мясники прекратили работу, чтобы посмотреть, но сердитый взгляд мастера заставил их вернуться к делу. Все новых свиней притаскивали, подвешивали, резали и разделывали. Свиньи отвратительно, а иногда просто невыносимо визжали. Запах крови, вонь дерьма, тепло от разделанных туш, смешанное с теплом летней ночи. У Тико на лбу выступил пот.
— Ты уже делал такую работу.
Тико покачал головой.
— Но ты убивал?
— Волков, — ответил Тико. — Людей.
Он посмотрел вокруг на бой, в котором участвовала только одна сторона, на лужи крови и дергающиеся туши.
— Но убивать свиней — почти то же самое.
38
Черепица выскользнула из-под ног и упала с края крыши. Тико, оттолкнувшись от свеса, последовал за ней, поймал на лету и бесшумно приземлился в садике какого-то маленького палаццо Сан-Поло.
Следом за ним скользнул лоскут черной кожи.
Тико пренебрег им. По его мнению, так следовало поступать с любой магией.
Прыжок на стену, перекат, и Тико оказался в укромном переулке, в конце которого виднелись кованые ворота. За ними начинался соттопортего, подземный ход. Поскольку Тико не мог перепрыгнуть железные ворота, он как можно тише снял их с петель, а потом повесил обратно.
Даже если бы владельцы сада особо озаботились поисками следов, они бы никогда не узнали, что в нем побывал Тико.
Два есть, еще три.
Он вскарабкался на верхушку первой же церкви за соттопортего. Лоскут черной кожи уже ждал, глядя на него янтарными глазами.
— Ты собираешься следовать за мной всю ночь?
Лоскут приоткрыл пасть, обнаружив крошечные зубки-иголки.
Тико, не обращая на него внимания, вдохнул ветер в поисках нужного запаха. Ему хотелось найти тот запах, на который он охотился в ночь, когда герцогиня Алекса устроила ему ловушку. Но на его месте была пустота, и Тико сдержался. Самый трудный урок за весь год тяжелого обучения. Весна сменилась летом, а сейчас уже начали опадать листья.
Это важная проверка, как, впрочем, и все остальные. Просто Атило придавал ей большое значение. Конечно, он ничего не говорил Тико, но юноша уже стал экспертом в понимании намеков, недомолвок и тайных течений особняка иль Маурос. Так что сейчас он глубоко вдыхал запахи, отделяя басовые ноты сточных вод и сыромятен.
Пятерых заключенных выпустили из ямы. Один заслуживает смерти. Остальные не совершили ничего особенного. Убей кого нужно, и остальные будут свободны. Убей не того, и остальные умрут. Это условие должно было стать стимулом для Тико. Воззвать к его состраданию. Но Тико, стоящий на ветру на колокольне церкви Сан-Поло, не испытывал сострадания к тем, кто спит внизу, пока меж ними крадется ночь.