Николаос - Ангелы молчат
Я чувствовала, как его тело постепенно расслабилось, и шутя разлохматила то, что осталось от волос. Дюйма полтора в лучшем случае.
— Обещаешь? — всхлипнул он, зарывшись лицом в мое плечо.
— Спорим на две упаковки пива?
— На три.
— О`кей. На три.
* * *Эве Уоррен повезло, на нас было столько крови Беати, что можно было излечить сотню потенциальных сфинксов. Мы ничего не рассказали Лиз, а она не любопытна. Главное, что ее дочери не грозит превратиться в монстра. Думаю, Адам тоже оставил свою навязчивую идею. Хотя там увидим, ведь часто совсем не требуется постороннее вмешательство, чтобы стать чудовищем.
У Фландерсов родилась тройня — два мальчика и девочка. Даррен на седьмом небе от счастья. Джанин клянется, что это последний раз, но я отчего-то ей не верю. Кажется, они исчерпали фантазию и назвали их нашими именами, что нам уж-жасно польстило.
Чуть не забыла, новость года! К Имоджен внезапно вернулся разум. Однажды, когда я спешила на работу и уже нащупывала для нее доллар, она вдруг подошла и незнакомым, немного растерянным голосом сказала, старательно выговаривая слова:
— Извините, миз Кастл… Я понимаю, что это звучит глупо, но я… не помню, где мой дом. Отвезите меня, пожалуйста, домой.
Миз Кастл? Когда это она меня так называла? Я посмотрела в ее глаза, и это были обычные глаза четырнадцатилетнего подростка. Колдовская всезнающая глубина исчезла из них так же внезапно, как когда-то появилась. Не осталось ни одного шанса узнать, что произошло и почему все закончилось. Кто подменил ее сущность десять лет назад и подбросил ее обратно, как эльфы подбрасывают своих детей людям. Кто снарядил ее на миссию, и в чем был ее смысл. Никто не расскажет нам больше о нас, наших душах и голосах наших ангелов.
— Как же мы будем обходиться без Имоджен? — первое, что сказал Перри, когда я сообщила ему новость века.
Это правда, мы скучали по ней как по верному талисману. Но оно того стоило — Аттила Утор не заслуживал потерять всех своих детей. Кто бы ни вернул ему дочь, он знал, что делает.
Анн-Мари звонит чуть ли не каждую неделю и докладывает об успехах Имоджен. Я ее слышать рада.
Рэйни мне даже не снится — он тоже знает, что делает. Думаю, из него получится лучший из всех NN за все время существования проклятого Клуба. Но я-то никогда не забуду его имени.
Рэйни. Рэйни Дэй…
У меня осталось много любви. Она вернулась, как письмо с пометкой: адресат сменил место жительства и не оставил координат. Но я уже не ломаю голову, куда ее девать столько. И когда мы с Перри после трудов праведных отправляем Джоша погулять, а сами сидим в нашей кафешке… и пьем кофе, будто на работе не напились… и говорим, говорим… и когда он целует меня, подвозя домой, а я отказываюсь прощаться… у меня не остается никаких сомнений. Ее ведь можно просто подарить.
Тому, кто так давно ждал этого подарка и так давно берег такой же для меня.
* * *ДЖОШ
Если на землю ночь пришла,
Стоит ли ждать рассвет?
Как-то все не так.
«То, что недавно казалось далеким и нереальным, вдруг подбирается почти вплотную, и только поражаешься, как жил без этого и не сошел с ума. В черном зеркале ты разбит на фрагменты, живущие своей особой жизнью, у них острые края и кровавый привкус. В этом зеркале отражается вечная ночь, дикая, допускающая невыносимые дни только как время для сна. У нее совиные крылья, мягкие, как бархат, а глаза разного цвета.
Вечная — это очень, очень долго. Дольше, чем самый длинный день».
Я и не заметил, как нацарапал этот кромешный бред карандашом на салфетке. Потом поднес к ней зажигалку. Нет. Позже.
«Иногда пытаешься посмотреть на себя со стороны, но видишь только расколотые отражения, составляющие произвольные комбинации, все время разные, то такие нежные, то резко агрессивные, и объединяет их одно — они черные. И не все они твои. Там, между ними, гуляет другая сущность, которая всегда жила там, — страстная, сильная, затягивающая; она скорее исказит реальность, подгоняя под себя, чем станет подстраиваться сама; она не твоя, но ты принадлежишь ей душой и телом. Как это странно — принадлежать.
А потом — будто поменяли полюса. Верх внезапно становится низом, ночь молниеносно сменяется днем, и все вокруг вздыхают с облегчением — наконец-то. Темное зеркало сглаживается, срастается, заживляет извилистые места совмещения, светлеет добела и отражает только то, что должно отражать. После этого остаются силы лишь удивиться, что ты все еще в своем уме. Но Кира дважды смогла — смогу и я. Вопрос в том — хочу ли?»
Карандаш сломался, вот и славно. По крайней мере, перестану писать всякую ерунду, как школьницы в дневниках. Уйма пафоса и унция здравого смысла… У меня сроду не было дневника — и не будет.
«Я часто вижу его в клубе. Все изменилось. Теперь он не обращает на меня внимания, будто меня не существует, даже если взгляд скользнет — это случайность, и он пройдет сквозь меня как сквозь отражение на воде. Я — не более чем бесплотная тень. Я сам себя таким ощущаю.
Он жалеет меня, это ясно, что бы кто ни говорил. Всякий раз, бездумно пытаясь перехватить его взгляд, я чувствую, насколько все еще близок к краю, и, наверное, долго еще буду. Это пока что сильнее меня.
Он знает — стоит ему посмотреть на меня, задержаться на мне, увидеть меня или не дай Бог заговорить, я не просто сорвусь с края. Я сам туда прыгну.
Он жалеет меня, но, видимо, не настолько, чтобы менять привычные места развлечений. Я не хожу больше в «Разоренную могилу». И на мосты тоже не хожу».
Больно — ножом по пальцу. Ну нету здесь точилок для карандашей…. Кровь капает на салфетку — надо бы взять другую. Нет. Пусть остается эта.
«Что еще? Ко мне постепенно вернулся сон. Сначала просто сон — я смог уснуть. Потом — нормальный сон, — в смысле, не тот, когда кажется, что я напился бензина и проглотил спичку. Но иногда, очень редко, возвращаются кошмары, которые я так люблю. Так скучаю. Бывает, я ловлю себя на мысли, что жду их весь день.
А просыпаюсь я от плача ангелов. Они, правда, замолкают, когда я открываю глаза, но пока не поют. Хотя я и раньше их песен не слышал, думаю, их трудно с чем-то спутать. Я узнаю, когда услышу».
Больно… не от пореза — просто больно и все. Где эта чертова зажигалка?! Не горит — салфетка промокла… придется разорвать на кусочки. На сотню крошечных кусочков. Уничтожить и забыть.
