Пол Андерсон - Дахут, дочь короля
Хотя сам он не был моряком, он бывал на воде довольно часто, чтобы приобрести некоторый навык. Их лодка сейчас будет брошена на риф. Он увертывался и держал суденышко прямо, словно это был ялик на озере с умеренной рябью.
Краем зрения Будик увидел, как мимо что-то двинулось. Получеловеческий образ, белый как пена, раскачивался на чудовищной волне словно наблюдатель. Насмешливый крик сквозь волнения и пронзительные крики? Существо исчезло в пенной мгле. Будик содрогнулся.
Корентин подтянул рясу и сделал большой шаг на риф. Там он стоял прочно, хотя волны бурлили выше его колен. Левой рукой он помогал жертвам отцепляться от остова разбитого судна и карабкаться на лодку. Будику пришлось приостановить работу, чтобы перетягивать спасенных через рейку по одному.
Сгрудившись вместе, они заполнили собой весь корпус. Под их весом лодка выдавалась на считанные дюймы над водой. Корентин занял свое место на корме. При свете, что он держал, Будик разглядел полдюжины людей: Боматин Кузури, Морской Советник — с двумя женщинами средних лет, должно быть, женами, — остальные люди наверняка были командой — и четверо маленьких детей — младший, без сомнения, принадлежал суффетской паре, взятый на праздничную прогулку, — дети без сил, синие от холода, напуганные, но живые.
Грести казалось не намного труднее, да и в лодку воды набралось не больше, чем по пути туда. Что ж, теперь ветер был в спину. Дождь застилал глаза, и он едва видел, куда Корентин указывал путь. Ряса священника развевалась, открывая его сухопарость, словно слетевший с мачт парус; но свет горел по-прежнему ровно.
Он исчез, когда они причалили к станции, помогли людям подняться по тропе и оказались в безопасности на мысе Ванис.
Снова очутившись в неожиданной тьме, Корентин позвал по-исански — не очень уверенно, потому что его начинала перебарывать усталость:
— Благодарите Бога, освободившего нас от смерти.
— Это был демон, — пролепетал член экипажа. — Клянусь, это морской демон нас завлек, я бы никогда не дал нам приблизиться к тем скалам, но мы не видели маяка, думаю, его задул ветер, а потом было свечение — о, что-то белое, оно смеялось, когда мы сели на мель!
Корентин помрачнел.
— Если вы побывали в бездне и не увидели правду, хотя бы держите свой языческий вздор при себе. — И мягче: — Все ли дотянут до города? Нас накрывает темнота, но мы будем держаться мостовой. Лучше позаботиться о детях. — Он пошарил вокруг. — А, для меня есть маленькая девочка. Отдыхай, милая, отдыхай, все снова хорошо, и Бог тебя любит.
Шатаясь, отряд направился вперед. Будик чувствовал, как истощены его силы. Он едва мог нести мальчика, бывшего его ношей. Спасшимся приходилось часто останавливаться и подменять двух других юношей. Сбоку шагал Корентин.
— Сегодня ночью вы сотворили чудо, — пробормотал Будик. — Вы святой.
— Это не так, — в быстром порыве отвечал епископ. — То была работа Бога. Мы можем лишь поблагодарить Его, за ту честь, что Он оказал нам, сделав Своими инструментами.
— Но почему — корабли терпят крушение каждый год, почему именно этот?
— Кто знает? Его пути неисповедимы. Принявший веру суффет может быть уверен, что получил для Иса спасение. Либо Бог в милости Своей даровал этим невинным детям возможность принять Слово и попасть на Небеса. Не нам гадать об этом. — Раздался смех. — А пока — я не святой; да простит меня Он — может быть, Он решил, что после всего случившегося пора Ису увидеть христианское чудо!
— Спасение… Принцесса Дахут, морской ребенок… К-к-как ты считаешь — пока она не запятнала себя смертным грехом, это изменит ее сердце?
Ответом была непреклонность.
— Мы можем помолиться об этом. Я хорошо это знаю, Будик, я многое из этого предвидел. Если Дахут не придет к Свету, она причинит такое зло, что лучше бы она умерла во чреве матери.
Глава десятая
Буря стихла, превратилась в сильный ветер с постоянными яростными ливнями. На стены и ворота Иса с грохотом обрушивались волны. Бодилис, видимо, будет заточена на Сене еще два-три дня.
В то утро Гвилвилис должна была вести в храме обряды восхода. Она поднималась по ступеням под шквалом дождя — это произошло на дальнем правом краю лестницы. У самого верха она потеряла опору на той самой ступени, которая скосилась от перевозок, и стала скользкой от дождя. Королева поскользнулась, пошатнулась и упала с самого края на плиты вниз. Она вскрикнула и потом лежала, издавая животные стоны.
Поднимавшаяся в это время весталка засеменила к ней. Увидав, как женщина скорчилась и как повреждена ее левая нога, девушка поспешила за помощью. Присутствовавшие в тот час быстро пришли. Старая поджрица взяла на себя обязанности; она долго была замужем за доктором, и когда, овдовев, дала новые клятвы, стала обучать искусству исцеления. Они положили Гвилвилис па сделанные наскоро носилки и отнесли в боковую комнату, где стояла кровать.
— Отец должен узнать, — сказала ее дочь Антония, которая по случайности была на дежурстве. И прежде чем кто-то успел возразить, четырнадцатилетняя девочка была такова и со всех ног поспешила разыскивать короля. Старая жрица сморщилась и послала остальных сообщить галликенам и сходить за королевским хирургом Ривелином.
Первым приехал Грациллоний. Скинув в портике промокший плащ, он быстро, большими шагами направился через вестибюль. Виден был Ключ, качавшийся на груди под туникой, единственное, что у него хватило времени надеть, помимо сандалий.
В маленькую палату просачивался тусклый свет. За больной присматривали младшая жрица и весталка. Когда он вошел, они отпрянули в сторону. Король приподнял тяжелые шерстяные одеяла, под которыми вздрагивала Гвилвилис, и ее сорочку. Он понял, что у нее сломано бедро. Он опустил одеяло и склонился над ее лицом. Оно было усеяно капельками пота. Женщина дышала тяжело и быстро. Грациллоний заглянул ей в полуоткрытые глаза.
— Зрачки, кажется, в порядке, — пробормотал он на латыни. А по-исански: — Гвилвилис, ты меня узнаешь? Это Граллон.
Ее серые губы попытались изобразить улыбку. Он очень легко их поцеловал.
— Бедная Гвилвилис, — сказал он, — тебе всегда не особо-то везло, да ведь? Но, ты, возлюбленная, так же смела, какой я всегда тебя знал. Не бойся. Ты снова будешь здорова. — Он погладил рукой по негустым волосам, отошел, встал там, где она могла его видеть, сложил руки и стал ждать.
Виндилис и Иннилис вошли вместе. При виде Грациллония лицо высокой женщины стало жестче. Она с ненавистью посмотрела на него.
— Убирайся, ты, птица несчастья, — сказала она, не обращая внимания на слуг. — Что еще ты можешь здесь делать, разве что накликать на ее голову новые несчастья?
