Ольга Денисова - Одинокий путник
Паисий расстроился, и долго убеждал Лытку не уходить из хора.
– Я стар, – говорил иеромонах, – мне нужна смена. В тебе я вижу приемника, я столько сил вложил в твое обучение, ты талантливый юноша. Кто еще сможет заменить меня? И потом, своим голосом, своим пением ты тоже пробуждаешь в людях любовь к Богу, разве этого мало?
Паисий сам поговорил с аввой, и больше к этому вопросу никто не возвращался. До тех пор, пока несчастье не обрушилось на окружающие Пустынь деревни. Это случилось в то лето, когда Лытке сравнялось двадцать четыре года.
Извести о том, что к монастырю подбирается мор, взбудоражило всю братию. Паисий поверял Лытке разговоры, которые ходили среди отцов обители – это давно вошло у них в привычку.
Дамиан требовал захлопнуть ворота монастыря не только для паломников, но и вообще прекратить всяческое сношение с внешним миром. Иеромонахи разделились во мнениях – одни предлагали идти в народ и пышными службами в церквах вымолить у Господа прощения за людские грехи. Другие, напротив, считали, что нужно принимать схиму и уходить в дальние скиты, где молитвы скорей дойдут до Бога, чем в деревенских храмах, оскверненных присутствием закоренелых язычников, которых так много среди крестьян.
Авва долго слушал разноголосые споры, и, говорят, глаза его горели нехорошим огнем – никогда раньше его не видели в таком возбуждении. Он поднялся и высказался как всегда коротко, и никто не посмел с ним не согласиться.
– Негоже прятаться за монастырскими стенами, когда смерть косит нашу паству. Негоже бежать в скиты, напротив, и схимники должны оставить свое праведное затворничество. Всякий, кого Господь сподобил милости вершить таинства, должны быть сейчас с народом. Молитвы и покаяния мы должны добиться от паствы, какой бы заблудшей она ни была. И тех, кому Господь уготовил смерть, мы спасем от вечных мук: примем исповедь, причастим, отпоем и погребем по христианскому обычаю. Разве не это наш долг перед теми, кого мы крестили? Остальным же монахам надлежит молить Господа об избавлении от мора.
– В таком случае, Пустынь останется без иеромонахов, – пробормотал Дамиан, оскалив зубы. Но авва сделал вид, что не услышал его замечания.
Страх накрыл монастырь, но роптать никто не решился. В течение трех дней в иеромонахи было рукоположено десять человек, из них трое даже не были иеродиаконами. Авва и вправду вытащил из скитов схимников, которые могли стоять на ногах. Для всех, включая приютских отроков, он установил жесткий пост, и службы в монастыре шли по десять-двенадцать часов в сутки – авва вел их сам, оставив в Пустыни только одного старенького дьяка. Все остальные отправились навстречу мору.
Паисий разделил певчих на тройки – они пошли вместе с иеромонахами. Дружники Дамиана сопровождали их тоже: авва опасался, что в деревнях могут вспыхнуть мятежи – напуганные крестьяне склонны обвинить в беде кого угодно, даже тех, кто дарует им спасение.
Лытка принял намеренья аввы с гордостью за обитель: именно так должны поступать христиане, именно так поступил бы на их месте Иисус. Что жизнь – всего лишь тлен! Лытка не боялся умереть – ад не страшил его, а рая он не вожделел. Его любовь к Христу была искренней, чистой, он был бы счастлив оказаться рядом с ним в раю, но и падение в ад принял бы смиренно. И уж тем более служение Господу он не считал пропуском в вечное блаженство – он хотел оказаться достойным, он стремился к этому, но достиг ли права войти в рай, не знал.
Но спасти от геенны огненной заблудшие души мирян, рискуя собственной жизнью – это настоящий подвиг того, кто посвятил себя служению Богу. Он вышел из монастыря преисполненный решимости, и жалел лишь о том, что не успел повзрослеть и принять духовный сан.
* * *В девятнадцать лет Лешек стал колдуну надежным помощником во всем, кроме колдовства. Его любили девушки, но о женитьбе он не думал – не представлял себе жизни без колдуна, да и не чувствовал, что может стать отцом семейства. Леля родила Гореславу двоих сыновей, но своими их Лешек не считал, хотя, бывая у них в доме, с удовольствием тетешкал старшего, и качал младшего на руках – они были для него детьми Лели и напоминали о чудных ночах любви.
Ростом он догнал колдуна, но ни ширины его плеч, ни особенной силы не приобрел, и, как и всю жизнь до этого, выглядел моложе своих лет. Но теперь это нисколько не смущало его – люди любили его за песни, и часть уважения, которое они испытывали к колдуну, доставалась и Лешеку.
Как-то в морозном и ясном декабре колдун собрался ехать к своему старому другу – Невзору, тот прислал ему весточку, которой он очень обрадовался.
– Поехали со мной! – предложил он Лешеку, – Невзор знал твоего деда, если я, конечно, не ошибся, и он может тебе о нем рассказать. Одна только трудность – нам придется ехать мимо Пустыни, вниз по Выге, через все монастырские земли.
Лешек к тому времени не вспоминал о монастыре, только иногда, во сне, он снова оказывался в холодной приютской спальне, и это были по-настоящему страшные сны. Он чувствовал себя маленьким, сжавшимся в комок на тонком завшивленом матрасике, и с ужасом ждал подъема. В глубине души он отдавал себе отчет, что он уже взрослый, и что здесь что-то не так, но горечь накатывала на него волнами, он хотел проснуться и не мог. Иногда из сна его вырывал колдун, а потом долго сидел с ним, не позволяя снова заснуть и увидеть тот же сон. От счастья, что он дома, на широкой мягкой и чистой кровати, Лешек плакал, как ребенок, но колдун никогда не смеялся над ним, напротив, как маленького, гладил по голове и прижимал к себе его лицо.
Однако, Лешеку очень хотелось увидеть Невзора, который, как и его дед, был волхвом, и поездка по Выге, да еще и вместе с колдуном, нисколько его не пугала.
Собирались, как всегда, недолго. А за день до отъезда, вечером, колдун, с виноватым и застенчивым лицом, подсел к Лешеку за стол:
– Послушай, малыш… Я бы не начал этого разговора, но…
Лешек удивился – обычно колдун так себя не вел.
– Что-то случилось? – спросил он встревожено.
– Нет, все хорошо… Понимаешь, у Невзора есть книги, которые я очень хочу купить. Он несколько лет снимал с них копии, и теперь написал мне, что работа закончена. Это книги Ибн Сины, великого врача с востока, я видел их у него, и с тех пор не знал покоя.
– Так в чем вопрос?
– Видишь ли… Книги стоят очень дорого. Их всего пять, а мне хватит серебра только на три… Ну, на три с половиной… На эти деньги можно выкупить деревню у монастыря, но на пять книг их все равно мало.
– Охто, у меня же нет денег, – смутился Лешек, и пожалел, что не может ничем колдуну помочь.
– В том-то и дело, малыш. Понимаешь, когда ты пел, и люди давали тебе деньги, я… я никогда их не тратил. Я менял их на серебро и складывал отдельно. Ну, всякое же может случиться… Это ведь ты заработал, а не я. Я думал, ты когда-нибудь захочешь жениться, построить свой дом, завести хозяйство…
