Виталий Бодров - Охотник
Времени не существует сейчас. Только игра, где никто не хочет делать первый бросок. Кто начинает – тот проигрывает, не всегда, но достаточно часто, чтобы это стало правилом. Я – охотник. Я – умею ждать.
И только когда тварь поднимается в воздух и неслышно исчезает в предрассветной тьме, я понимаю, что отдежурил не только за себя, но и за Медвежонка.
Глава 26
Поднимаю всех (включая господина Излона и исключая Релли) пинками. Я не в настроении, азарт ожидания поединка сходит на нет, наваливается усталость. Чувствую себя разбитым, как старый глиняный горшок, раздражает буквально все, от мрачных стен мертвого дома до сонных лиц спутников. Эльф бормочет что-то спросонок о грубости и бесцеремонности всего рода людского, за что получает второй пинок, более чувствительный. Чтобы врать неповадно было. Вовсе мы, люди, не грубые и не бесцеремонные, просто очень чувствительны к разного рода несправедливости. Особенно к той ее разновидности, которая позволяет остроухим сладко похрапывать, когда кое-кто (куда более заслуживший сон) чутко стоит на страже.
Оставляю в покое эльфа, принимаюсь за Медвежонка. И почти сразу (пинков после десяти) оставляю в покое. Потому что чувствую – еще немного, и я его просто убью. А он все равно не проснется.
Раздражение перерастает в бешенство, усилием воли беру себя в руки. Убивать Медвежонка нельзя, нежить кровь за версту чует. Однако я знаю куда более действенный способ поднять его на ноги. Разворачиваю завернутый в широкий лист погребца кусок мяса и начинаю с хрустом жевать. Если Медвежонка в Руине прикончат, я попробую его этим методом оживить. Двух мгновений не проходит, а он уже на ногах и ищет сонным еще взглядом что-либо съедобное. А ведь спал так крепко, что мертвецы здешние только позавидовать могут.
– Что с тобой, Барго? – удивленно спрашивает Релли.
Она достаточно проницательна, чтобы заметить кривизну в моем настроении. Да еще мысли читает, чтоб ее!
– Не выспался, – мрачно говорю я, но девчонку не проведешь.
– Что-то случилось? – спрашивает она.
– Все хорошо, госпожа ректорша, – раздраженно бросаю я.
Сейчас она обидится (просила ведь!) и оставит меня в покое. Ага, разбежался. Релли читает меня, как открытую книгу. Даже лучше, потому как книги для меня – темный лес.
– Рассказывай, – говорит она таким тоном, что отказаться не смог бы даже Рив.
Впрочем, насколько я знаю брата, он бы и не пытался. Не в его привычках отказывать красивым девушкам в чем бы то ни было.
Рассказываю о ночном госте в полной тишине, даже Медвежонок чавкает почти беззвучно. Настоящее чудо, в сравнении с ним Огненный Потоп – тьфу.
– Вампир? – неуверенно предполагает господин Излон.
Просто для затравки, прекрасно понимает, что никакой не вампир это был. Да, умеет в летучую мышь превращаться, но ночной гость был всяко крупнее нетопыря, а главное, нежить внутреннее зрение не засекает.
– Скорее крылан, – задумчиво говорит Релли.
Кто такие эти крыланы, я смутно представляю. Вроде человек с крыльями, но они ж на островах живут и в наших краях сроду не бывали.
– Крыланы ночью не летают, – спорит эльф.
– Я знаю, – спокойно отвечает Релли. – Но крыланы жили здесь до Потопа, целый род ушел с островов и поселился…
– В Руине, – торопливо подсказываю я, чтобы она не назвала древнюю столицу ее прежним именем.
– Именно, – соглашается девушка. – Я предполагаю, что Потоп изменил летунов, как изменил зверей Священного леса.
– Как изменил весь мир, – соглашается эльф. – Да, такое возможно.
– Живому существу трудно найти в Руине пропитание, – возражает господин Излон.
– А крылья на что? – фыркаю я. – Сплел себе гнездо на вершине какой-нибудь башни, яйца отложил и полетел себе охотиться куда подальше.
– Крыланы не откладывают яйца, – поправляет Релли.
– Неужто настолько изменились? – фальшиво удивляюсь я.
Воля ваша, но так хотелось сказать гадость, не утерпел.
– Это мог быть дракон, – задумчиво говорит эльф. – Насколько я знаю, их Потоп не изменил. Магия им не страшна, развалины они любят, любители золота на дармовщинку в Руину носа не кажут – отчего б не поселиться?
– Возможно, – соглашается Релли. – И бесхозных сокровищ полно. Да, ты прав, это мог быть и дракон, им темнота не помеха.
– Или дарк летунга, – неожиданно вставляет господин Излон, напоминая, что он здесь главный специалист по нежити.
– Пусть лучше это летунг будет, ладно? – не выдерживаю я. – Только дракона нам не хватало для полного счастья!
– Драконы, они того… прожорливые, – добавляет Медвежонок.
– Ты да он – две угрозы нашим припасам, – фыркаю.
– Вот я и опасаюсь, – бурчит Медвежонок, тянется за новым куском мяса и получает по рукам.
Выходим на улицу. Странно, кажется, я начинаю привыкать к Руине. К этой ее проклятой тишине, к мертвым, слепым окнам, к безжизненным, давно забывшим своих хозяев домам… Нет, привыкнуть к этому невозможно. Просто я засыпаю на ходу, и мне все это безразлично. А ведь когда эльф будил меня на дежурство, казалось, что я неплохо отдохнул. Ощущение такое, что это место высасывает из меня жизнь, пьет ее по капле, как пьянчужка тянет в трактире купленную на последнюю медяшку кружку пива. Неспешно, с опаской, постоянно глядя, как живительный напиток убывает прямо на глазах. И с отчаянием, с пониманием того, что эта кружка – последняя.
Внутренняя стена, отделяющая Нижний город от Верхнего, кажется, не пострадала вовсе. Не сравнимая с внешней стеной ни высотой, ни мощью, она тем не менее устояла. И теперь является неодолимым препятствием на нашем пути.
Следы штурма попадаются то тут, то там, кажется, древние герры были весьма близки к победе. Огненный Потоп сорвал их замыслы в последний момент, вот только защитникам бывшей столицы это нисколько не помогло уже. Потому что врагов своих они ни на миг не пережили.
А потом мы натыкаемся на следы герров нынешних, похитителей принцессы Ирэн. Следы совсем свежие, прямо-таки горячие. Пожар в двухэтажном здании погас сам собой пару часов назад, но из закопченных проемов еще тянулись неслабые струйки дыма.
Релли сразу делает стойку, и мы вынуждены с четверть часа маяться бездельем, пока господа чародеи проводят «анализ чар противника». Или, говоря проще, выясняют, чем и как жгли тут герры безмозглых мертвяков.
При этом бросаются совсем уж непонятными словами, спорят. Время от времени присаживаются на корточки и что-то чертят прямо на закопченной мостовой. Во мне крепнет желание схватить обоих за шкирку, хорошенько встряхнуть и отвесить по подзатыльнику. Сдерживаюсь, маги, сдается мне, к такому обращению напрочь не привыкли, могут и разозлиться. А злые маги… ну, сказки в детстве все слушали. Либо мир завоевывать, либо еще какое непотребство творить бросятся, но мало уж точно никому не покажется.
