Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды
— А я вот мыслю, — зловеще процедил воевода, — не затеяли ли чего ещё эти богобоязненные…
Он поворотился к стоящим за спиной кметям.
— Гудой!
— Я здесь, господине!
— Возьми пять кметей да пройди по улицам. Проверь дома с крестами на воротах! Если что не занравится, кобениться там будут, альбо, не приведи Перун, за мечи да топоры хвататься — руби без разговоров!
— А чего искать-то? — непонимающе спросил Гудой.
— Да ничего не искать! — стукнул тысяцкий по рукояти меча кулаком в тёплой перчатке. — Просто погляди — всё ли в порядке, всё ли спокойно?!
— Понял, господине! — Гудой выпрямился. — Сделаю, Велегосте Добрынич!
На восходе небо начало медленно светлеть.
Упруго и смачно скрипел под ногами снег, потрескивали жагры. Калина шагал рядом с Гудоем, силясь отделаться разом от двух чувств — нарастающей тревоги и ощущения, что напрасно ввязался в дело. Ощущения зряшности затеянного воеводой.
Кмети Гудоя поглядывали на Калину косо, и он их вполне понимал — припёрся чужак, возмутил воеводу какими-то странными мутными слухами, и теперь они, вместо того, чтобы оборонять город, бродят по улицам, ищут незнамо чего…
— Ну… где это? — хрипловатым на морозе голосом спросил Гудой, оборотясь к Калине.
Тот даже остановился.
— Кто из нас местный? — ядовито спросил он. — Откуда я знаю, где та улица находится? Мы с Дубором по ней пробежали заполошно… и всё.
Гудой в ответ только коротко хмыкнул и зашагал дальше, не обращая внимания на возмущённый ропот дружинных за спиной — никто ещё на их памяти не насмеливался разговаривать с их вожаком, старшим дружины самого тысяцкого Менска, ТАК.
Но Гудой смолчал, и кмети тоже постепенно умолкли.
Прошли ещё несколько сот шагов, старшой остановился вновь.
— Вот она, — сдавленно сказал Калина, озирая улицу.
— Да, — усмехнулся Гудой. — Здесь христиане у нас и живут.
Про кресты он не спросил, а Калина не сказал. Зачем? Их теперь видели все — старательно прорисованные осьмиконечные православные кресты на воротах каждого дома.
— Н-да… — процедил кто-то за спиной Калины. Он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть — кто. — И к чему бы это?..
— Чтоб Ярославичи не тронули, если в город ворвутся, — пояснил Гудой спокойно, кладя руку на мечевое навершие. — Мы, мол, свои…
Он вдруг оборвал свои слова и оборотился к кметям.
— А ну-ка, братие… — старшой был бледен, как смерть, не то от мороза, не то ещё от чего. — Кто сегодня видел, чтоб эти богобоязненные оружие получали?
Выяснилось, что видели многие.
— А на стенах… видели кого-нибудь?
Кмети только переглядывались и пожимали плечами…
Калина, кажется, начинал понимать.
Не помогут никакие кресты, если прознают, что ты на стенах дрался против войска великого князя.
— Плохо, — процедил старшой. Несколько мгновений думал, потом решительно кивнул в сторону ближнего дома. — А ну, пошли!
Ночь медленно рассеивалась, растекалась по яругам, чапыжникам и перелескам, в предутренних сумерках бродили тенями стреножённые кони, стояли над Менском дымные столбы — градские топили печи. Война там, альбо не война, выстоит Менск, не выстоит… а печь топить надо, хлеб печь надо… мужика своего кормить надо.
— Гудой воротился? — отрывисто бросил тысяцкий Велегость медленно густеющим на стенах кметям.
— Ещё нет, господине, — почтительно доложил кто-то.
— И ждать-то его никак нельзя! — досадливо сказал боярин, не отрывая взгляда от стана Ярославичей.
Там уже зашевелились, перетекали туда-сюда тёмные ручейки воев, хрустя снегом и бряцая сталью.
Пропел в стане Ярославичей рог. Кто-то из князей звал своих кметей. Скоро и бой.
Прошли уже четыре двора — нигде ничего подозрительного не обнаружили. Ни оружия, ни оружных людей. Мужиков во дворах не было, хозяйки угрюмо низили глаза, отмалчивались. Когда Гудой альбо Калина спрашивали, где мужики, неопределённо махали руками в сторону стен.
Спрашивали про кресты на воротах — зачем, де?
— Авось не тронут, — пожимала плечами хозяйка. — Крещёные всё же. Мужик так велел.
Гудой постепенно успокаивался.
Ничего подозрительного так и не нашли. А может и правда, подняли они тревогу на пустом месте, зря ушли со стен?
Взгляд лесовика натолкнулся на церковь. Он удивлённо поднял брови — вече разрешило?
Длинный четверик под шатровой кровлей, островерхая звонница с осьмиконечным крестом наверху.
— Давно поставили? — спросил Калину кого-то из кметей.
— Да лет пять, — отмахнулся тот на ходу.
У ворот пятого дома, около самой церкви, Гудой остановился, несколько мгновений разглядывал резьбу на вереях.
— Чего стоим? — не выдержал Калина — его душу тоже грызло нетерпение. — Стучи!
— Погоди, — процедил сквозь зубы Гудой, словно думая о чём-то своём. Калина пожал плечами, и тут старшой оборотился. Глянул на лесовика одновременно весело и злобно. — Знаешь, кто здесь живёт?
Калина поднял бровь — похоже, тут была какая-то семейная тайна.
— Мы с хозяином этого дома когда-то к одной и той же девчонке вместе сватались… — старшой посмеивался, а в глазах его плавилась какая-то странная тоска.
— И?.. — Калина начал понимать.
— Она за него вышла, — бросил Гудой, вдруг охмурев. — Он богаче был, а у меня всего достояния было — только меч да кольчуга… да…
Он решительно шагнул к воротам и стукнул в них кулаком — прямо в середину нарисованного на досках креста.
Стучать пришлось недолго — уже после пятого удара из-за ворот донёсся недовольный голос.
— Ну кто там ещё?
— Отворяй, Борята, — усмехнулся Гудой. — По слову тысяцкого!
— Гудой? Ты, что ли? — калитка, чуть скрипнув, отворилась. В проёме стоял косматый мужик в длинной рубахе — видно, только что из-под одеяла. Калина вздохнул про себя — и вот за это пугало вышла бывшая невеста Гудоя? — Чего надо-то?
Гудой молча оттеснил Боряту с дороги, прошёл во двор. Кмети один за другим стремительно просочились следом. Калина остановился в проёме калитки.
— Да что такое-то?! — Борята хотел грозно взреветь, но его голос неожиданно сорвался на визг. Страшно было Боряте, но держал Борята лицо. — Неуж тысяцкий прислал тебя мой двор разорить?! Альбо ты своим почином пришёл?!
Гудой шагнул к нему вплоть, приблизил своё жёсткое лицо к самой бороде Боряты.
— Страшно? — спросил он жутковато-доверительным шёпотом.
Калина досадливо дёрнул щекой — сейчас они будут препираться, спорить, друг друга пугать… а время-то уходит… Его не оставляло ощущение, будто они все — и тысяцкий, и Гудой, и он сам, лесовик Калина — что-то упустили из виду… Что-то важное.
