Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – барон
Дыхание замерзло на губах, я с ужасом увидел десятки, если не сотни призраков, восставших из земли. Тумана не осталось, сейчас только белые фигуры, слегка покачиваясь, словно под неслышимым ветерком, медленно пошли в нашу сторону.
– Езус Кристос, – воскликнул Кадфаэль в страхе. – Господи, сколько же их!
Я плохо помнил, как там насчет душ, вроде бы душа убитого сразу должна мчаться на суд, а там ее либо в ад, либо в рай, но что-то еще про девять и даже сорок дней, почему-то принято в доме умершего сколько-то дней держать завешенными зеркала и остановленными часы, словом, не все так просто, души могут оставаться с телами и быть погребены…
И еще я понял, что только в обществе человек становится человеком, а без него – тварь дрожащая, злобная и быстро теряющая за ненадобностью разум. Эти, спавшие в толще земли десятки, если не сотни лет, не потеряли человеческий облик, но потеряли человеческий разум и человеческие чувства, а сохранили только базовые, то есть животные, инстинкты.
– Не отставать! – доносился из тумана голос Эбергарда. – Не отставать!
Потом призраков словно сдуло ветром, я увидел вскинутые руки Кадфаэля, понял. Пес держится рядом со мной, у него даже лапы чистые, как только ухитряется. Пытался охотиться, но я велел идти со мной рядом. Сам я сбивал молотом какие-то чудовищные фигуры в тумане, похоже – болотных огров. К счастью, они со своей огромностью проваливаются в болото глубже нас, потому не могут двигаться быстро. Молот разбивал им головы, прежде чем успевали замахнуться. Огры – штучный товар, как и динозавры, не могут жить большими стаями, корма на всех не хватит, плечо начало ныть от частых бросков, ладонь распухла от смачных шлепков рукоятью, и тут огры кончились, зато всякая крылатая мелочь то и дело леденила кровь жуткими криками, пролетая над самыми головами.
Туман сгустился еще больше, вместо людей и храпящих в страхе коней я видел только неясные силуэты. Включилось тепловое зрение, в тумане замелькали красные сгустки: одни с грецкий орех, другие с летающую корову. Крупных становится все больше. Я чувствовал, что по достижении некой критической массы они ринутся и просто втопчут нас в грязь, утопят, быстро повесил молот на место, достал лук.
Возле меня, задевая локтями, топтались с обнаженными мечами граф Эбергард и сэр Смит. Смит спросил жадно:
– Что-то летающее?
– Я и ползающих не милую, – буркнул я. – Господь сказал, не мир я вам принес, но меч…
– Надо же, – воскликнул Смит пораженно, – так и сказал?
– Точно! – подтвердил я. – Вон Кадфаэль подтвердит. Так и записано!
– Такой Господь мне нравится все больше, – сказал Смит с энтузиазмом. – А щит у него какой?
– Подробности у Кадфаэля, – ответил я, – а мы пока что поступим по-христиански: кто ударит первым – тот и прав, кто победит – тот и добрый…
Он не успел мигнуть, как я оттянул тетиву и отпустил стрелу одним движением. И словно тем же движением выхватил новую, наложил на тетиву и выстрелил снова. Граф Эбергард и граф Мемель остановились рядом, глаза полезли из орбит, впервые видят, как стреляет их «его светлость».
Всей кожей я чувствовал нарастающую опасность, хотя птицы не нападают, только накапливаются, потому стрелял со всей скоростью, которую дали мне всобаченные в лук и в руку геммы, они же клапсы. Бесстрастное лицо Эбергарда стало белым, у Мемеля отвисла челюсть, только Смит довольно похрюкивал, а его повисшие под тяжестью тины и ряски усы поднялись, словно у них напряглись собственные бицепсы.
В толще тумана пронзительно кричали, хлопали крыльями, тяжелое шлепалось в воду. Однажды из серой стены вылетело нечто с блестящей чешуей, будто крупная рыба отрастила крылья, но блеснул меч одного из рыцарей. Существо упало в грязь, рыцарь торопливо затоптал его глубже, сам в грязи неотличимый от болотного черта.
Из тумана соткалось чудовищных размеров лицо, что заняло треть небосвода. Лицо искажено гневом, черные как смоль брови сошлись на переносице, грозные глаза впились в меня с такой силой, что холод пронзил до глубины костей. Крылья хищного носа трепещут, как у зверя, почуявшего добычу.
Все мы услышали тихий шипящий голос, мне показался похожим на вырывающийся под огромным давлением пар из исполинского котла:
– Кто посмел…
Кадфаэль торопливо читал молитву, вскидывал крест, однако гигантский хозяин болота не обратил на монаха внимания, взгляд его скользнул по всему нашему отряду, мгновенно охватил всех, понял о нас все и уже, судя по его изменившемуся лицу, решил нашу судьбу.
– Погоди, – сказал я поспешно, едва не срываясь на торопливый визг, – мы что, похожи на тех двуногих, кого ты уже видывал недавно?.. А если мы похожи на тех, кого видел очень-очень давно… и уже почти забыл их?
Сердце колотится, как овечий хвост при виде голодного волка. Я отчаянно блефую, огромные глаза вонзили в меня острый взгляд, болезненный удар по всем нервам, и почти сразу черные кустистые брови приподнялись. Он всмотрелся, как мне показалось, с недоверием.
– Ты… не похож…
– Уверен? – переспросил я. Сердце едва не выпрыгивает, виски сжало горячим обручем. – Тогда скажи, на кого я похож?
Он несколько мгновений всматривался, я чувствовал, как острый взгляд бьет в меня, как заостренным шилом, наверняка уже выступила кровь из ранок, все вокруг затихли и страшатся даже дышать, наконец хозяин болота произнес:
– Не решаюсь сказать… это слишком… это невероятно…
– Тогда молчи, – сказал я чуть громче, стараясь, чтобы мой голос звучал авторитетно. – Я здесь под другим именем. И под другой личиной. Так надо!.. А сейчас сделай вид, что нас вообще не видишь, что нас нет…
Гигантское лицо колыхнулось, мне показалось, что начинает наливаться неистовым гневом, потемнело, затем темными клочьями расползлось в стороны, на ходу превращаясь в сгустки тумана.
Я огляделся, никто не шевелится, в мою сторону повернуты белые, как мел, лица. Сейчас можно пройти через отряд, каждого пихнуть, и они повалятся, как чурбаны.
– Вольно, – сказал я. – Расслабьтесь и… получайте удовольствие. Вы знаете, что я – паладин, а брат Кадфаэль даже знает, что я – жидомасон высокого уровня. Большего вам сообщить не можем. Сие тайна великая есть. А теперь, граф Эбергард, не довольно ли нам мокнуть в этом болоте? Скоро корни пустим…
Граф вздрогнул, оторвал от меня неверящий взгляд. По взмаху его железной длани рыцари задвигались, как детали заржавевшего механизма, заскрипели, пятеро снова выдвинулись вперед и пошли, поволокли свои тяжелые тела через жидкую шевелящуюся грязь.
Ковер из мха истончился настолько, что сперва превратился в обычную ряску, а затем и вовсе разбежался на клочья тины и пропал на поверхности черной и неподвижной, как смола, воде. Мы шли по колено, а иногда погружаясь и по грудь в темную затхлую воду. При каждом шаге поднимались коричневые клубы тины, а ноги проваливались в ил, где что-то шевелилось, пыталось выскользнуть из-под подошвы, а другие мелкие звери тупо вонзали зубы в неподатливую кожу сапог.
