Катя Зазовка - Ворожея
— Да! Как? — зароптал люд.
— Погодьте, погодьте, я все растолкую, — староста сохранял спокойствие.
«Вот ведь влезла! Ну, когда все это закончится — на вольные хлеба отправится. Хватит! Надоело. Пущай сама со своей дурью мается, — решил Череда. — А сам жену кроткую присмотрю и заживу с ней тихо да мирно».
— Да что он вам растолкует?! — хохотнула Услада, уперев руки в бока. — Что он, что Алесь внучкой Кукобы приворожены! А Милава давно на свободе шастает! И бабку свою, Кукобу Черную, на ноги поставить умудрилась.
Взревел люд. Слова Услады совсем очи застлали. Схватили они старосту да к яме поволокли — мол, пущай в темнице посидит, авось приворот отпустит. А девку, как только поймают, в огонь разом с бабкой кинуть порешили. Хижа, так тот и вовсе вызвался охранять яму — дабы ведьмарка пришлая старосте сбежать не помогла.
* * *Алесь мерил шагами чужую избу. Выглядывал то в одно, то в другое оконце. Батьки все не было видно. Одно радовало — Березка так переживала из-за любого, что не обращала на суету сына старосты никакого внимания, а то наверняка бы узрела, что уж слишком тот беспокоится. Когда Алесь и вовсе потерял счет времени, с улицы долетели голоса. Много голосов — приближалась толпа. Неужто что-то случилось? Он поспешил во двор. Точно! К дому спешили селяне, разгоряченные, переполошенные. Впереди всех шагала Услада. Вот тут Алесь догадался, что именно случилось. Он стал пятиться, покуда его не поспели приметить. Задом-задом. Да к лесу.
— Вон он! — заорал кто-то из детей. Люди всполошились пуще прежнего. Молодец не стал терять час и кинулся наутек со всей прыти. Он завсегда неплохо бегал. Но теперича бежать оказалось трудно. Бедро засаднило. Алесь прилагал все силы. На лбу проступили бисерины пота.
— Держи его! Хватай! Не дай уйти! — летело сзади.
Это подстегивало бежать что есть мочи. Впереди замаячили первые сосны. Добраться бы до леса! Хотя на что он надеялся? Люд собирался его настичь во что бы то ни стало. Бедро невыносимо заболело, нога слушалась все хуже, все чаще подворачивалась. Скоро Алесь уразумел, что ему не убежать. Тогда он остановился, вытащил из-за пояса нож и, выставив его перед собой, заревел так, что любой медведь бы бросился прочь:
— Не подходи! Зарежу кажного, кто ко мне сунется!
— Поглядите, он совсем от ведьмовства сдурел! На своих кидается! — завопила Услада.
Селяне не отступили. Пришел их черед за себя, детей да свои хаты биться. И они сделали выбор. Не достанутся их души ведьмаркам! Не жрать их плоти, не пить их крови нечистикам! Люд взял сына старосты в кольцо. Алесь вращался вокруг себя, стараясь никого не выпускать из виду. Богатырское сложение наводило трепет — покуда никто не решался сойтись с ним в схватке. Но чья-то рука подняла с земли каменюку, острый глаз прицелился, булыжник полетел. Глухой удар по затылку выбил из молодца сознание. Услада ахнула. Олянка заплакала. Могучее тело осело и завалилось на бок.
— Жив, — улыбнулся кто-то, потрогав шею и ощутив пульсацию тока крови.
Множество рук повытаскивали пояса и принялись ими связывать Алеся, тот застонал. Пред очами все плыло. «Милава», — пронеслось в голове. Хоть бы ее не поймали. Коли с сыном старосты так поступают, что же они сделают с ней, даже помыслить страшно. Его подняли и куда-то понесли. Алеся опускали наземь, когда он снова почувствовал свое тело.
— Спускай лестницу! Надо ж как вымахал. Я даже так на поле не уставал, — летело отовсюду.
— Выпустите меня! — голос батьки звучал, словно из-под земли.
— Пришел в себя? — кто-то больно лупил по щекам.
— Убери руки, — пригрозил сын старосты.
— Череда, принимай гостей! — рявкнул пьянчуга. Вот уж кто наслаждался происходящим. — Лезь давай! — Еще и тесак Алеся заграбастал. Услада топталась подле. Ее решительность, видать, несколько поубавилась. Она избегала глядеть на брата.
— Только попробуй нож потерять, — отчеканил Алесь. — Я тебе все зубы пересчитаю. Руки развяжите!
— И так слезешь! — хорохорился Хижа. — Иль на веревке спустим!
Сын старосты вздохнул и полез в темницу. Как же теперь Милава?
— Здорово, сын, — хмуро проговорил батька.
— Как же мы про нее запамятовали? — посетовал Алесь, указав подбородком вверх.
Череда пожал плечами и задрал голову. На них сквозь опущенную клеть глядела Услада.
— Выпусти нас отсюда! — крикнула староста.
Та грустно помотала головой:
— Вы меня еще благодарить станете!
Снаружи еще доносились обрывки разговоров, но разобрать, о чем именно толкуют селяне, никак не удавалось. Тем паче надсмотрщик, то и дело с нагловатой ухмылкой поглядывая на невольников, бросал им замечания да мерзковато шутил. Череда развязал сыну руки. Алесь принялся растирать запястья и на всякий случай спросил шепотом:
— Как выбираться-то станем? Нам ведь и подмоги особливо ждать не от кого.
— Среди селян я не приметил близнецов. Ежели они в добром здравии, то скоро сюда явятся. Поди, не дураки. Еще, мыслю, Домна могла б прийти. Но что она сможет поделать супротив мужика, даже такого дохляка, как Хижа? Щекарь, но он нынче Цветом занят. Лютовер, так тот наверняка в лес ушел. Впрочем, после того, как меня Яромила выходила, не уверен, что он спасать меня ринется. — Череда потер раненую руку. — Милава…
— Надеюсь, что Милава сюда не сунется — не то ждет ее беда, — Алесь вздохнул и опустился на землю подле батьки.
— Слушай, а ведь тут и соломы не было. И как тут Милава сидела? Хорошо, Вит…
— Что Вит? — горячо оборвал батьку молодец. Его очи претворились в узкие щелочки, а губы сжались.
— Ничего. Он супротив моей воли к ней сюда лазил, потчевал, да вот сена принес.
Алесь промолчал, стараясь не выдавать себя. Череда лишь усмехнулся в усы да сощурился, склонив голову набок:
— Добро хоть, Услада нашей беседы не слышит.
Алесь угукнул, до конца не понимая, что конкретно имел в виду батька, а затем предположил, потерев изрядно обросший подбородок:
— Может, Вит придет? Мыслю, болезнь его уже совсем отступила.
Староста снова усмехнулся и с пущим интересом поглядел на сына.
— Эй, Череда, мы сейчас слезем! — донесшийся сверху глас прервал размышления. Как и ожидал староста — близнецы оказались тут как тут.
— Никуда вы не полезете! — гаркнул Хижа. — Не велено!
— Кем это не велено? — возмутились близнецы.
— Мной!
— И давно ты у нас на селе главный?
— Я не на с-селе, — стал заикаться Хижа. — Я за яму и невольников отвечаю. И не пред кем-нибудь, а пред честным народом!
