Алексей Большаков - Получить статус Бога
— Ничего случайного, — Сашка присел в кресло второго пилота, огляделся, настраиваясь на долгий рассказ и сказал. — Сейчас поослабло, а вначале переносилось тяжело и томило сердце неясной тревогой.
Я закусил зубами рукав комбеза, сдерживая смех; Штольц сутулился, крутил за дужку очки и кусал губы; Гришка Отрепьев отгородился экраном; Колька-стажер, подавшись вперед, нетерпеливо ожидал продолжения красиво литературно окрашенному вступлению.
— Мы вышли из очередного боя с победой, истраченной защитой, истерзанным корпусом и почти без топлива, а на экране обзора передней полусферы незнакомые звезды вспыхивали и гасли, сгущая и без того вязкую пугающую черноту незнакомого космоса, — борт механик знобко передернул плечами. — И тогда командир принял решение садиться на ближайшую пригодную планету.
Сашка взглянул на меня, ожидая подтверждения, и я, напрягая скулы, чтобы не захохотать во весь голос, коротко пояснил.
— До Земли больше двух недель, а топлива на одну посадку. Пять-десять минут маневрирования на маршруте, и потом уже не сесть. Гришка прочитал в лоции, мол, планета Вуди-Руди необитаема.
Отрепьеву на планете досталась роль дежурного по кораблю и «ответственного за все», и сейчас в его взгляде из-за монитора читалась легкая зависть.
— Поврежденные дюзы и разгерметизация компрессорного отсека не помешали командиру произвести штатную посадку, — продолжил рассказ Сашка, — в этом сказочном, не побоюсь этих слов, райском уголке, на чистом зеленом лужке между темным хвойным бором и серебристой рекой в изумрудных берегах.
— Так не бывает. Сказки, — неожиданно и неуместно возразил Колька, оборачиваясь за поддержкой к дяде.
— Все именно так и был, — сбился на акцент Штольц, завороженный Сашкиным рассказом, и погрозил племяннику пальцем. — Верю каждому слову.
— А я не верил, пока не увидел и не опьянел от волшебной красоты, — простодушно пояснил борт-механик и, осветившись блаженной улыбкой, продолжил. — Напряженно работая в течение дня — двадцать часов, пока два солнца одно за другим проходили по бирюзовому небосводу, — заменили и восстановили защиту; наладили производство топлива из воды и атмосферного водорода, перезарядили ракетные шахты и пусковые установки, залатали дыры в корпусе, поставили палатку на берегу для предстоящей ночевки, но, несмотря на занятость, что-то влекло пойти по траве, зачерпнуть ладонями воду из речки, подставить лицо солнцу и нежно ласкающему кожу ветерку.
— Пожалуй, вам следует облетать Вуди-Руди за три галактики, — прокомментировал Штольц, — потеряете отличного механика, который, тьфу-тьфу, рискует превратиться в очередного поэта.
— Типун тебе на язык, — вмешался Гришка Отрепьев и повернул в нашу сторону экран. — Девушки приглашают отца на крестины дюжины младенцев обоего пола. Дал Саша душе развернуться.
Картинка на экране полностью соответствовала рассказу борт-механика: серебристая река, изумрудный лужок и гостеприимная тропинка в сторону леса. У Кольки-стажера челюсть отвисла в изумлении, паренек шумно втянул воздух и уставил восхищенный взгляд на Сашку.
— Как честный человек, обязан жениться, — строго выговорил Штольц.
— Обеспечить многочисленное семейство материально и вырастить достойных членов общества, — веселился Гришка Отрепьев.
Гришка из семьи потомственных интеллектуалов. Получил от предков быстрые, гибкие, аналитические мозги и проявляющийся временами атавизм, в виде непрошибаемой бескомпромиссной, доходящей до истерики, интеллигентской упертости, за которую его родители и были причислены властью к бременящему Землю балласту и высланы за пределы солнечной системы, когда мальчишке было тринадцать лет от роду. В экипаже у Гришки роль циничного хохмача-острослова — защитная маска, прикрывающая ранимую чуткую душу. В беде не оставит и слабого защитит. Благородный герой.
— Не сходится, — Сашка Буратино безотрывно смотрел на картинку и наливался краской смущения и крайнего волнения. — Я здесь ни при чем.
— Все мужики потом начинают отказываться и подыскивать алиби, — куражился Гришка, — но мы готовы поверить в твою невиновность и невинность, если ты так же связанно, как начал, объяснишь свое отсутствие на корабле в течение двенадцати часов.
— Я пошел по этой тропинке, — Сашка, гася волнение, отхлебнул кофе. — Легкие тени в прозрачном сосновом лесу и мелодичные крики и посвист удивительно ярких птиц в верхушках деревьев…
— Крики птиц, как свежий ветер в лицо, будят и настраивают на движение, но, давай без лирики, — снова вмешался Гришка, — а то до утра не закончишь. Конкретно: где, когда, с кем, сколько раз.
— Сами виноваты, — обиделся Сашка. — Конкретно, окружили, привели, искупали в фонтане, усадили за стол с разными вкусностями и ушли. Ближе всех стояло блюдо с уткой в золотистой блестящей от жира корочке, перышко кудрявой петрушки заманчиво свисало из клюва, и я, тщетно уговаривая себя не спешить и не жадничать, ведь на столе стояло много всякой еды, торопливо отломил толстую ногу и впился в нее зубами. Как вкусно! — Сашка невольно сглотнул слюну, и мы повторили его движение. — Тут входит стройняшка в набедренной повязке, начинает приплясывать и сладострастно извиваться, а я не против, только, показываю ей утиную ногу, доем, и весь твой.
— Амазонки в мыслях и поступках быстры, резко меняют настроение от любви до ненависти, — вмешался Колька-стажер где-то вычитанной цитатой.
— Молчи, — одернул племянника Штольц.
— Стройняшка уперлась кулаками в стол, толкнула пламенную речугу о вреде неумеренного увлечения жирной пищей, типа, от всей утки я должен был отъесть только петрушку, сверкнула глазами и хлопнула дверью, аж стены затряслись.
— И ничего не было? — изумился Колька.
— Не успел, — просто ответил Сашка. — следом пришла высокобедрая, высокобровая молодуха с высокой грудью.
— И сама высокая, — «прикололся» Гришка.
— … и рассказала, пока я, облизываясь и причмокивая, смаковал ломтики красной рыбы, о здоровом образе жизни среди девственных лесов и чистых рек планеты Вуди-Руди. Третья вещала о политике и праве планет на самоопределение, — не плохо с выдержанным сыром и красным вином.
— Слюнки потекли, — шумно выдохнув, перебил Гришка. — Полный стол изысканной жратвы, разговоры о политике, других удовольствий мужику уже не надо. Они всерьез ждали секса?
— Интересно поставлен вопрос, — вклинился Штольц. — Только на него и сами девушки наверняка ответа не знают, а если прямо спросить, помашут ресницами и покрутят пальцем у виска. Может быть, они мечтали о нескучном вечере с красивым молодым человеком. Продолжай, Саша, нам очень интересно.
