Елена Федина - Дом у дороги
Мы недолго шли по следу, очень скоро потянуло дымком, и мы увидели человека, сидящего у костра. Там же лежала его собака, такая же крупная как Гай. Она первая нас заметила и настороженно приподняла голову, зашевелила ушами, принюхалась, но почему-то промолчала.
Я подходил всё ближе, и мне становилось всё страшнее, а когда он встал и обернулся, мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не крикнуть. Нет, он не был страшен, хотя и диковат с виду, он был из плоти и крови, одет в грязные сапоги, свитер и кожаные штаны, он был запущенно лохмат и не брит дней десять, короче, это был я сам.
Мы долго таращились друг на друга. Он первый пришел в себя и свистнул.
— Вот так номер!
Голос у него был не такой, но интонации мои.
— Давай знакомиться, — сказал я, — я охотник Редли, а это мой пес Гай.
— И я охотник Редли, а это мой пес Гай.
Собаки уже принюхивались друг к другу.
— Пса мог бы назвать и по-другому, — попробовал пошутить я.
— Ни за что, — усмехнулся он, — ладно, садись, сейчас всё выясним. Есть хочешь?
— Решил проверить, привидение я или нет? Хочу. Давай свой котел, что там у тебя? Гай, иди есть утку!
На мой призыв подошли обе собаки, и я не мог отличить, которая из них моя. Пришлось дать и той, и другой.
— Сам-то ел?
— Только что сварил.
Чего уж с самим собой церемониться! Мы ели из одного котла. Мы еще не знали, как все это объяснить, но уже было ясно, что понимаем друг друга без предисловий.
— Начнем с конца, — сказал я, — что ты делаешь на этом острове?
— Дай прожевать… Это сложно объяснить. Боюсь за сына. Хочу найти то озеро, где Мария купалась с королевой. Что? У тебя не так?
— Не совсем. Я тоже хочу найти это озеро, но у меня нет сына.
— Вот оно что… А Мария?
— Мы давным-давно с ней расстались. Еще тогда.
— И ты живешь один?
— Конечно.
— И как?
— Ничего, пока живой… А ты — с Марией?
— Да.
— Вы хорошо живете?
— С ней? Конечно. Как тебя угораздило потерять такую женщину?
Я не ответил. Я этого не знал.
— Она тебя любит? — спросил я.
— Любит.
— До сих пор?
— Что в этом удивительного?
— Просто… странно… и ей не надоело вязать тебе и штопать?
— Нет, конечно.
— И ей не надоело ждать тебя из леса по три дня?
— Наоборот. Она только радуется, когда я прихожу.
— И зовет тебя "волчара неумытый"?
— Никогда так не звала.
— А меня звала. А потом вот перестала. Сказала, что ей всё это надоело, и ушла к мельнику.
— Слушай! Так у тебя все как раз сходится!
— С чем?
— С Книгой Судеб.
— У меня расходится. Это у тебя сходится: и сын, и Мария.
— Ты что-то путаешь. У меня не должно быть сына, я потому и здесь, что боюсь, как бы он не исчез в любую минуту!
— Сейчас увидим, кто путает.
Я достал из мешка злополучную Книгу Судеб. Редли посмотрел на меня, качая головой, и вытащил из своего мешка такую же.
К утру, после долгих сравнений, многое стало ясно. Книги были разные. Если есть две Книги Судеб, значит, есть два мира, для которых они написаны. И эти два мира каким-то образом смешались друг с другом. Они соприкасаются здесь, в Тиманском лесу, где все время обмениваются камнями и деревьями.
Всё было, наверное, очень просто. Две Марии и две королевы одновременно приехали на остров Родников, только там беременной была королева, а не Мария. Никакой источник им не помог, они каким-то образом перепутали свои миры. Моя Мария вместе с моим сыном ушла туда, а его Мария — ко мне. Королевы, естественно, тоже. Бесплодная Ассилия ушла в чужой мир, а Ассилия, зачавшая принцессу, оказалась у нас. Вот такая, наверное, вышла путаница.
Во всяком случае, другого объяснения у нас не было. А если дело было так, то значит, где-то по дороге от источника к берегу есть эти ворота, эта дверь, которую они прошли невзначай и которую, наверное, и заметить-то нельзя.
Мы лежали в шалаше из веток и никак не могли заснуть. Не только от холода. Всё и так было как во сне.
— Как ты думаешь, Редли, — спросил он, — мы сейчас где? У тебя или у меня?
— Я думаю, что у меня.
— А я думаю, что у меня.
— Как бы это проверить?
— Утром посмотрим. Заодно найдем эту дыру.
— А мы с тобой все-таки разные, ты заметил?
— Я заметил, что ты мрачный как день затмения. Что у тебя там случилось, а?
— Так… надоело жить.
— А мне пока нет. А мы с тобой, если не ошибаюсь, ровесники.
— Ошибаешься. У нас огромная разница: на целый год. Я убил лису год назад, а ты только позавчера. Этот год, он оказался слишком длинным.
— Почему?
— Знаешь, когда триста лет была одна цель, ты ел, спал, охотился и ни о чем не думал… а потом всё просто взяло и закончилось, это такая пустота… это тупик, Редли. Тебе еще предстоит упереться лбом в эту стену. Впрочем, у тебя по-другому: у тебя сын и жена… мой, черт возьми, сын и моя жена.
— Что-то совсем стало холодно, — поежился он, — пошли лучше к костру…
Мы снова развели костер и протянули к нему окоченевшие руки и ноги. Было прохладно, безветренно, макушки сосен упирались в темно-синее, спокойное небо, усыпанное звездами.
— Завтра будет ясно, — заметил Редли, — смотри, как расчистило.
— Смотрю…
— Редли, ты чего?..
— Ничего. Просто не узнаю созвездия.
Небо было чужим. Созвездия были те, но не те. Что-то изменилось в них, сдвинулось, смазалось, перепуталось, по таким звездам я не нашел бы дороги! Вот когда я понял, насколько разные эти миры! У меня было чувство, что я стою над пропастью на маленькой ступеньке, хочу ухватиться за что-нибудь руками для надежности, но не за что…
До рассвета мы проговорили. Мы понимали друг друга с полуслова, и в этом не было ничего удивительного.
Наши судьбы стали сильно отличаться пятнадцать лет назад, когда появилась Мария. Я встретил ее на охоте, наши стрелы впились в одного и того же зайца, которого я ей, конечно же, уступил. А он встретил ее по дороге в Трир, ей не хватало денег на паром. У нас отношения развивались стремительно: уже через час мы, смеясь, катались по траве, и кружилась голова, и лес, и небо, а убитый заяц валялся возле пня. А та Мария еще месяц не могла разобраться в своих желаниях.
И вот тот злополучный вечер. Я был зол: лиса ушла из-под носа, я видел ее близко-близко и промахнулся. Неслыханно! Охотник Редли промахнулся в десяти шагах! Я был зол. Мария пыталась меня развеселить, хотя сама была какая-то бледная, с испариной на лбу. Обнимала меня, готовила ужин, стелила постель… Что же я ей такое сказал? Никак не могу вспомнить! Что ее так обидело?
