Лилия Касмасова - Инферняня (СИ)
— Что? — обалдела я. Я няня, а не уборщица. И вообще, я же весь разговор пропущу!
Томас буквально запихал меня и Полин в кабинет:
— Нам же с мистером Грыыхоруу и сесть будет некуда, ты хоть с дивана все скинь.
И закрыл за нами дверь. А! На диване Гермес!
— Что вы тут с Томасом затеяли? Что за игру? — возопила библиотекарша, вперив в меня свои окуляры.
А почему она Томаса об этом не спросила? Некогда было? Все лезла с объятиями?
А она выдвинула новое подозрение:
— И вы, девушка, не похожи на юриста!
(Ну и слава богу, я вам скажу. Вы юристок видали?)
А Томас уже стучал в дверь и спрашивал:
— Мы можем войти?
Черт! Я ухватила за ноги Гермеса, намереваясь вытащить его через черный вход в коридор. Библиотекарша демонстративно скрестила руки на груди, типа, не собираюсь участвовать в ваших грязных делишках. Ну, она где‑то права.
Тогда я сгребла какие‑то рулоны со стола — библиотекарша только тихо пискнула что‑то протестующе, но остановить меня не успела — я покидала их на Гермеса. Рулонов оказалось маловато, я стала сгребать их с верхов шкафов и тоже кидать на Гермеса, пока диван не стал похож на огромную мусорную корзину, где ничего, кроме бумаг, и нет, тем более, бесчувственного тела.
Томас стукнул еще раз, я крикнула:
— Можно!
И они с Грыыхоруу зашли в кабинет. Томас незаметно задвинул защелку двери, бросил взгляд на диван и прикрыл глаза, потом обратился к своей библиотекарше:
— Ты не могла бы прогуляться…
Он скользнул к той двери, через которую мы сюда проникли, и открыв ее, сделал приглашающий жест.
— Что — о? — возмущенно завопила та. — Знаешь, Томас, всему есть предел!
Хоть я и злюсь на нее, но понимаю: кому бы понравилось убираться из собственного кабинета и оставлять в нем Томаса с двумя девицами, по крайней мере одна из которых была сногсшибательной красавицей — я о Грыыхоруу. А вы что подумали?
В дверь, ведущую в архив, постучали вежливо, и сказали басом:
— Дорогая, ты здесь?
— Это жена, — сказал Грыыхоруу Томасу.
У библиотекарши глаза за стеклами очков так округлились, что она стала похожа на стрекозу.
А Грыыхоруу договорил виновато:
— Я сказал ей, что ты за мной гонишься вместе с этим олимпийским богом…
Томас схватил ничего не понимающую библиотекаршу за плечи, произнес:
— Я прошу тебя, милая, десять минут! — и, развернув ее, как оловянного солдатика, вытолкал во внутреннюю дверь.
Милая! Милая! Я заскрежетала зубами.
Томас обернулся к Грыыхоруу:
— Скажи ей, что ты сейчас придешь.
Грыыхоруу покивал, сказал в дверь:
— Мьё, мне разрешили пролистать один редкий фолиант…
— Хорошо, — сказал бас.
И шаги стали удаляться.
А потом вдруг что‑то бухнуло в дверь и она слетела с петель и упала на пол. А внутрь заскочил атлет Мьё Грыыхоруу и направил на нас с Томасом такой же фонарик, который был у Грыыхоруу на Эйфелевой башне.
— Не надо, — Томас поднял руки вверх и шагнул вбок, прикрыв меня. — Мы можем уладить конфликт, пока он не принял серьезный оборот.
— Мы ни в чем не виноваты, — сказала Мьё самым спокойным голосом. — Нас обманули, мы должны были восстановить справедливость.
Святые угодники! Это не инопланетяне, это мафия какая‑то!
— А зачем дверь сломали? — пискнула я, высунув голову из‑за Томасовой спины.
— Голос Ойой был на три микрона выше, чем всегда, — сказала Мьё. — Я поняла, что он врет.
Так вот они почему не врут! У них отличный слух! Ой. А нас они тоже могут вычислить? Или это только к своим относится?
— Мы только разговаривали, — сказал Томас, не опуская рук. — Может, поставите дверь на место?
В проем уже заглядывал какой‑то любопытный белобрысый молодой человек.
Мьё передала фонарик Грыыхоруу — тот его сразу положил в карман — и, легко подняв дверь, приставила ее к прежнему месту. А для надежности подперла ее комодом.
— Рассказывайте, — велел Томас инопланетянам. — Всё.
— Гермес Олимпус и мой муж играли в покер, — сказала Мьё спокойным внушительным басом. — И Гермес проиграл мужу технологию летучих сандалий. Он обещал технологию, а принес только свою старую сандалию. Ойой смог сделать по ней лыжи. Но они плохо летают — плохо маневрируют, а когда надо тормозить, могут перевернуться вверх ногами!
— Так вот что ты прятал в ящик на Аляске! — сказала я Грыыхоруу. — И чертеж…
— Да, — кивнул Грыыхоруу смущенно.
А Мьё продолжала:
— Мы попросили Гермеса выполнить обещание и дать технологию. Но он не дал и не захотел с нами больше разговаривать. Мы потребовали долг. Он стал от нас скрываться. Грыыхоруу настроил радар на него. У Гермеса какая‑то особая волна. И мы догнали его в Канаде. Но он опять убежал. И радар его больше не ловил. Наверное, он перестал летать на своих сандалиях…
— Но в Нью — Йорке, — спросил Томас. — Разве вы не засекли его волну в Нью — Йорке? Ты же был в том же отеле, Ойой?
— В том же отеле? — не понял Ойой.
— В Ритц — Карлтоне Бэттери Парк, — пояснил Томас.
— Да, — сказал Ойой. — Я был. Ты хочешь сказать, и Гермес там был?!
— Еще как был, — кивнула я. — Улетел с балкона.
— Но как же… — удивилась Мьё. — А мы его не засекли… Наверное, он быстро приземлился.
— Может быть, — сказала я.
— Как же я его прошляпил! — сокрушался Грыыхоруу. — В том же отеле!
— Ничего, — сказала Мьё. — Зато ты с Парижем угадал.
— Как это? — спросила я.
— Когда мы потеряли след Гермеса, — рассказал Грыыхоруу, — я навел справки через ваш Интернет. И он показал, что больше всего гнезд у него в Париже.
— Гнезд? — хором не поняли мы с Томасом.
— Домов, — сказала Мьё. — Дома Гермес.
— О, — только и сказала я.
— Нам было все равно, в каких библиотеках искать информацию, — сказала Мьё.
— Какую информацию? — спросила я.
— Все про Гермеса и его сандалии, — сказала Мьё. — И когда Ойой выяснил, что больше всего гнезд у Гермеса в Париже, мы решили начать тут. И угадали. Он появился!
Томас не стал прояснять им ситуацию о домах Гермес и о том, почему Гермес оказался в Париже. Я подумала, что объясню Ойой все позже, он такой модник, пусть знает такие вещи.
— Но зачем вы взяли в заложники землянина? — сурово сказал Томас.
— Какие заложники?! — изумился Грыыхоруу. — Они сами прибежали к нам и попросили защитить их от…
— Я не о вампирах! — крикнул Томас. — Я о ребенке Гермеса Олимпуса!
— О ребенке? — недоуменно переспросила Мьё.
