Сергей Юрьев - Хрустальная колыбель
Орвин сидел напротив Служителя, подперев кулаком подбородок, и, казалось, смотрел сквозь своего собеседника. И больше всего его сейчас беспокоило не то, что вот-вот где-то рядом разверзнется бездна, из которой полезут ужасные твари, а то, что он, воин, прошедший множество битв, в том числе и с нечистью, не может ни на что решиться — то ли, как и подобает благородному эллору, оставаться даже в мелочах верным вассальной грамоте, то ли закрыть глаза на то, что какие-то люди без спросу перешли границу, то ли обнажить свой меч и стать рядом с ними, пусть даже это не понравится лорду Иллару. А лорду это точно не понравится. Только третьего дня здесь побывал отряд из замка — ловили беглых ведунов. Лорд пообещал невиданную награду всякому, кто поможет ему проникнуть в опочивальню, но уже шестеро ведунов, пытавшихся распутать хитросплетение огненных знаков, сгорели заживо, а дым и пепел, оставшийся от них, быстрым дуновением сквозняка втянуло под неприступную дверь. Ведуны, обосновавшиеся в Холм-Эсте, теперь разбегались кто куда — и в сторону Вольных Селищ, и к варварам, и даже на лодках по Великим Водам — навстречу неизвестности.
— Святитель… — Орвин сделал паузу, выгадывая лишнее мгновение, чтобы решиться хоть на что-нибудь. — Святитель, твоё появление здесь — великая честь для всех нас. Но поймёт ли это мой лорд — я не знаю. Он сам, может быть, скоро здесь появится.
— У нас нет времени, эллор. — Герант поднялся со скамейки и склонился к Орвину через стол. — Ты всё равно не сможешь нас задержать. Ты просто не решишься этого сделать. А если попытаешься, то твоя собственная совесть будет мучить тебя всю оставшуюся жизнь. И после жизни — тоже.
— Но дверь заперта! Туда никто не может проникнуть. Может, не стоит это дело ворошить? — Орвин чувствовал, что с каждым словом всё больше ненавидит себя. Святитель, несомненно, прав, но…
— Если туда никто не может войти, это вовсе не означает, что никто или ничто не выползет оттуда. Орвин, тебе мало четверых безликих всадников? Мало?! А ведь это только морок!
— Завтра… — Чувствовалось, что Хуборг уже сдаётся. — Завтра на рассвете. Я дам вам хороших коней. И сам тоже… С вами поеду.
Герант облегчённо вздохнул и уселся на место. Орвин достал из погребца кувшин с медовухой и наполнил корчаги, к явному удовольствию волхва.
— Мой лорд спит и видит, чтобы меня без моей дружины подловить. — Эллор взялся обеими руками за свою корчагу. — Так что давайте-ка поднимем — за упокой моей души.
— Не торопись, эллор, — отозвался Герант. — Раньше срока никто не умирает, а нам теперь всем по пути…
Глава 6
Если бы мудрость и знания не рождались среди людей, то было бы совершенно непонятно, зачем мы нужны Творцу. Он дал нам путь, но идти по нему мы должны сами, и нас не должно пугать бездорожье.
Книга Ведунов
Серебряные шары, прикованные к самому краю Бездны, плавали в густом искрящемся мареве, негромко позвякивая цепями. Всё было точно так, как в то мгновение, когда Великолепный в гневе обратил в камень прекраснейшее в мире тело и выбросил его, словно мусор, на поругание ничтожным смертным тварям. Возможно, он хотел превратить её в бесформенный булыжник, но разрушить совершенную форму оказалось ему не по силам.
Гейра оторвалась от мозаичного пола и облетела пару раз вокруг одного из шаров, а потом, зависнув рядом с ним, постучала костяшками пальцев по его холодной поверхности. Раздался приглушённый стон, повторённый многократным эхом. Значит, тот, кто был внутри, услышал её, и теперь оставалось только ждать, когда Гордый Дух войдёт в её сознание. Воля узников сгорает в холодном пламени Алой звезды, но здесь, внутри пылающего шара, она целиком в их власти. Великолепный знал, как укротить их волю и направить на пользу себе. У неё, Гейры, всё это впереди. А пока не стоит даже думать об этом — ничего, кроме трепета, почтения и восторга! Вот они — те, кто бросил вызов Небесному Тирану, те, кому стали однажды тесны оковы мира и закона, скучной гармонии, навязанной тем, кто именует себя Творцом. Истинный Порядок есть Хаос, где каждый, кто имеет волю, — сам себе закон, сам себе творец, сам себе истина! Интересно, кто упрятан именно под эту оболочку… Аспар? Луциф? Великолепный почти ничего не рассказывал о Гордых Духах, хотя сам был свидетелем тех времён, когда по их воле из Небытия миру являлись монстры, чудовищные и прекрасные, и кровью наполнялись кубки земных владык, и от их столкновений над пиршественным столом сотрясались Небеса. Ужас и страдания ничтожных смертных тварей утоляли безмерную жажду Властелинов, и бездонное чрево Небытия уже готово было разродиться новым Творением, в котором каждый мог выбрать свой путь и обрести собственную свободу.
Гейра всем телом прижалась к оболочке узилища, и вдруг ей захотелось, чтобы тело её распалось и просочилось туда, вовнутрь, в иное мироздание, где для торжества плоти не нужна сама плоть, где ничто не имеет ценности, кроме вечного гибельного восторга.
— Аспар! Я хочу тебя! — Её тело, испытавшее близость тысяч смертных, всех Избранных, самого Великолепного, теперь жаждало большего, оно начало терять форму, растекаясь недостоявшим студнем по поверхности шара в поисках пор, трещинок или впадин, позволяющих хоть на полпальца оказаться ближе к вожделенной цели. Но в оболочке не находилось изъянов, и её страстный порыв постепенно вытеснялся досадой неудовлетворённости. Но зато сквозь мутное искажённое зеркало, к которому прилипли её глаза, выкатившиеся из глазниц, начали проступать видения. Многоногая тварь, покрытая мелкой чешуёй, ворочалась в груде копошащихся тел, заполнивших огромный котлован, окружённый со всех сторон огнедышащими горами. Тела жили своей жизнью, тварь — своей, и казалось, никто не обращал друг на друга внимания, и при этом каждый хотел овладеть всеми. То и дело в стороны разлетались оторванные головы и разодранные тела, но у голов моментально отрастали новые туловища, и самые страшные раны тут же зарастали, оставляя уродливые рубцы. Там, в мире Аспара (Или Иблита? А может быть — Луцифа?), не было смерти, а страдание стало лишь одной из плотских утех. Тварь легла на спину, и стало заметно, что её многочисленные ноги по форме напоминают человеческие. Хозяин замкнутого мира начал откусывать у себя конечности и выплёвывать кровоточащие обрубки. От них тут же начали отрастать тела, но большинство из новобранцев этой бесконечной оргии, не успев окрепнуть, становилось пищей более опытных обитателей котлована.
— Аспар! Я хочу тебя! — Гейра уже обволокла своим телом почти весь шар, но тут её пронзила внезапная боль, которая заставила забыть и о видении, и о жажде, и о страсти. Шар, к которому она так неосторожно прижалась, оказался не просто серебряным. Чтобы уберечься от серебра, Избранным хватало воли, погружённой в Ничто, — достаточно было убедить себя, что серебро не повредит плоти, и верить в то, что боли не существует вовсе, что боль — это удел смертных. Но сейчас… В последний миг, когда спасительная тьма уже обволакивала сознание, она успела ослабить свои липкие объятия и ржавым пеплом осыпалась на мозаичный пол, как раз туда, где кусочки смальты слагались в длинную ящерицу со множеством человеческих ног, пастью, полной иглоподобных зубов, и невинными ясными голубыми глазами.
