Джеффри Арчер - Месть Бела
Если у киммерийца и появилась сноровка в ползанье по деревьям, то ее явно не доставало, чтобы прилипать ступнями к каждой из веток. Удержаться на новом суке Конан не сумел. Он почувствовал, что теряет равновесие, что его собственная тяжесть, приумноженная весом лесной девушки, увлекает вниз, он лишь сумел выбрать взглядом подходящую ветвь и оттолкнуться.
И скакать бы ему и дальше по «деревянным ступеням», пока б не загремел вниз головой, но на следующей ветви Конан сумел перехватить девушку и теперь удерживал ее одной рукой. Вторая рука освободилась, ею киммериец вцепился в лиану.
Однако даже короткой передышки не получалось. Наверху раздался всколыхнувший, казалось, весь лес призывный клич. Бородатый охотник за чужим добром сзывал своих сородичей. И на этот клич мог откликнуться, по крайней мере, еще один выходец из Серого гнезда, тот самый, под которым сломался сук и он угодил в путаницу из перемазанных смолой лиан. Его Конан не успел вывести из боя ножом, мечом или кулаком, и тот уже вполне мог выбраться из липкой паутины.
Однако и одного преследователя могло оказаться довольно. А один-то уж точно пустился в погоню. Как только смолк сигнальный вопль, Конан расслышал приближающийся шелест ветвей и шлепки босых ног по мшистой коре. В отличие от киммерийца, у бородатого разбойничка имелся лук и не имелось на руках еще одной человеческой жизни.
Так что и нечего думать состязаться в прятках и стрельбе. А что же делать? Оставалось одно — спасаться. А спасение можно отыскать лишь на нижних ветвях. Быть может, близость Нижнего мира с его славой и его Варрахами испугает погоню. К тому же, там внизу есть возможность затаиться, укрыться среди ветвей, в надежде, что в полутьме их не найдут.
Завершив раздумья, Конан покрепче обхватил бесчувственную Апрею и продолжил спуск. Когда одна рука свободна, по деревьям ползать все-таки можно, — конечно, кое-как ползать, конечно, не так быстро, как хотелось бы. Лишь бы не промахнуться ногой, лишь бы не поскользнуться или не схватиться за сухую или надорванную лиану.
И киммериец сосредоточился как раз на этом. Потому что сверзись он с какой-нибудь ветки, тогда, если не переломает себе кости, то наверняка превратится в легкую добычу для бородатых охотников, к тому же погубит вместе с собой и лесную лучницу.
На царапины, оставляемые сучьями и какими-то внезапными колючками, обращать внимания не приходилось, равно как и на звуки погони. Конан не оглядывался и вообще перестал думать о преследователях. Чего о них думать, догонят так догонят! Однако те сами напомнили о себе. Наугад и наудачу пущенная стрела чуть было свою удачу не отыскала. Стрела прошла в локте от варвара и унеслась в листву.
— Нергалова жизнь... — вырвалось у киммерийца.
Стрела подстегнула бег Конана по ветвям. Значит, погоня рядом и нет смысла слишком осторожничать. Наоборот, придется отчаянно рисковать.
И Конан понесся. Захватывало дух, каждый миг он ждал, что вот-вот все закрутится-завертится в глазах, он закувыркается в зелено-коричневой мешанине, получая твердым по ребрам и голове, захлестываемый шелестом и хрустом. Он уже выбирал дорогу, если так можно назвать ненадежную округлую и осклизлую опору, не глазами, а чутьем, полагался на крепость и гибкость мышц, на цепкость пальцев. Да и на воровской опыт полагался Конан — не раз приходилась стремглав удирать от городской стражи с добычей за плечами, и тоже нельзя было спотыкаться, падать, останавливаться...
Ну наконец-то!
Наконец показалась трава. Вцепившись в лиану, Конан задержал себя на одной из нижних, самых нижних ветвей. Полумрак, гниловатый запах, острые верхушки стеблей. Вслушался. Преследователь (или преследователи) не думал пугаться близости Нижнего мира. Шорох, производимый погоней, надвигался, катился вниз, не ведая сомнений и испуга.
Затаиться в надежде, что не найдут? А если слух у них кошачий и расслышат дыхание, не говоря уже о неосторожном шевелении? Да и как тут не шелохнуться, скрючившись в неудобной позе на скользких, округлых, узких ветвях! И Апрея может в любой момент очнуться, вздохом или стоном невольно выдаст их обоих. Что остается? В траву. Только туда. Куда ж еще? Что точно напугает преследователей, так это их таинственный и страшный Нижний дом. Более не колеблясь, Конан начал спускаться по ветвям, которые со всех сторон окружали сочные стебли густой травы.
* * *— Плесни-ка мне, Симур!
— Томишь? Выдерживаешь мой интерес — как вино, чтобы поднять градус своему рассказу?
— Ну, так ты уж, поди, догадался с твоей-то догадливостью, что почем? Что за Нижний мир нас ждал ?
— Представь себе, нет. Я додумался лишь о том, что случилось с Парком, братом Апреи.
— Как ты сказал — «случилось то, что не случилось бы ни с одним киммерийцем, сколько бы мужества он ни лишился».
— Да, я полагаю, ни один киммериец не бросил бы свою сестру и отца на произвол судьбы, вбив в голову, что приносит себя в жертву и эта жертва умилостивит богов и боги спасут погибающее родовое гнездо.
— Как ты догадался?
Симур отхлебнул из кружки и воспроизвел ход своих мыслей:
— Во-первых, обстоятельства исчезновения Порка. Как ты помнишь, рядом с ним находилась сестра. У человека в пропитанных опасностью местах обостренны все органы чувств. Особенно слух. В данном случае, нисколько не сомневаюсь, слух Апреи был на пределе. Любой подозрительный звук насторожил бы Апрею, заставил бы оглянуться на брата. Однако ничего подобного не случилось. Врат словно бы испарился. Но предположим, что испарился, колдовство там, ловкие бесшумные чудовища, все такое прочее... Теперь — во-вторых. Не сомневаюсь, что Порк спускался на пограничный уровень и без Апреи. Однако исчез он, когда опустился в те края вместе с сестрой. О чем это говорит? Я думаю о том, что брат поступил так обдуманно, чтобы не осталось сомнений, что именно произошло с ним, чтоб не гадали, куда он подевался, не искали бы его впустую по чужим гнездам. Есть еще и в-третьих. Брата Апреи считали перекормышем. Он не мог не переживать свою... э-э как бы поточнее сказать... неполноценность, ненормальность. Его должно было мучить, что на него уходит больше еды, что он урод — по их древесным меркам. Эти душевные страдания навели на его разум тень, подтолкнули к уходу из Верхнего дома в Нижний. Подобное именуется в трактатах, описывающих закоулки души, затмением человечьего рассудка, то есть человека всецело захлестывает какая-нибудь идея, как аркан ловца петлей обвивает шею животного, и душит до тех пор, пока человек не поддается велениям этой идеи. Понимаешь?
