Николай Басов - Магия Неведомого
– Прошу входить, господа, – предложила хозяйка. – Это замок Титуф, а я, соответственно, его госпожа и владетельница. – Она быстро, цепко, что не вязалось с выражением ее лица, оглядела фигуру рыцаря и черного орка, вылезающего за ним следом. – Братья подойдут чуть позже, они должны будут поднять мост и опустить заслон в воротах.
Говорила она правильно, четко выговаривая каждое слово. Возможно, она опасается, что ее примут за недоученную простолюдинку, потому так и старается, усмехнулся про себя Оле-Лех.
– Благодарю, любезная хозяйка Титуф, – поклонился рыцарь. – А я, в свою очередь, могу представиться как рыцарь Бело-Черного Ордена Оле-Лех Покров. Я и мой оруженосец Тальда будем рады воспользоваться твоим гостеприимством.
Внезапно лицо хозяйки на миг изменилось, по нему проскользнула… какая-то странная, быстрая, резкая и неприятная усмешка. Но она сумела вернуть себе прежнее, безмятежное выражение лица и глаз.
– Думаю, мы скоро поймем, насколько вы рады нашему гостеприимству, рыцарь. Пока же прошу следовать за мной, на твою удачу, сейчас нам подают на стол, ты попал к самому ужину.
Она повернулась и зашагала по широкому коридору в дом, небрежно указав куда-то в сторону.
– Плащи и оружие оставьте здесь, я вижу, вы не промокли, но будет лучше, если вам удастся сразу почувствовать себя удобно. Здесь их никто не тронет.
Рыцарь поднялся по ступеням и оказался под небольшим козырьком, так что на него не падал дождь, посмотрел на Тальду. Тот все слышал, но лишь отрицательно покачал головой, явно не собираясь расставаться со своим мечом и тяжелым поясным кинжалом. И тогда рыцарь тоже решил быть невежливым, по крайней мере, пока не станет понятно, отчего темнокожий орк так странно ведет себя.
Они скинули лишь плащи, и Оле-Лех с удовольствием зашагал дальше. Зал, который открылся за широкими дверями из прихожей, оказался огромным. Он был так высок, что даже свечи, во множестве расставленные везде, где только было возможно, не разгоняли мрак под его сводами. У одной из стен находился длинный, на две дюжины персон, не меньше, стол, за ним чуть дымил огромного размера камин, пожалуй, в него могла въехать их карета. На возвышении в дальнем конце зала стояли кресла. На таких креслах мог бы сидеть циклоп, и он не чувствовал бы себя стесненным.
– Прошу, рыцарь, – указала место хозяйка, устраиваясь во главе стола, – поближе ко мне. Знаешь ли, в этой глуши так хочется иногда о чем-то новом узнать… И конечно, хочется расспросить такого путешественника, как ты, о самом разном, о многом. – Она уселась и принялась с улыбкой рассматривать Оле-Леха. И лишь тогда чуть более певуче, чем прежде, добавила: – А слугу твоего, рыцарь, можно покормить на кухне, там ему будет сподручнее.
– Пусть он, любезная хозяйка, пока остается при мне.
Владетельная госпожа Титуф чуть замялась, но, оценив рыцаря и его решимость быстрым проблеском глаз, произнесла своим певучим голосом:
– Как пожелаешь.
Оле-Лех устроился за столом. И лишь тогда заметил, что он был довольно странно сервирован. Приборы были из серебра, но такие большие, словно хозяева привыкли накладывать себе все блюда разом, не дожидаясь, пока принесут следующую перемену. И кувшины с вином стояли, пожалуй, слишком громоздкие, к тому же, как Оле-Лех заметил, в дальнем конце стола были даже не графинчики, а настоящие глиняные крынки, закрытые чем-то вроде деревянных пробок, залитых темным воском. Если это не специально сваренное пиво, решил рыцарь, тогда уж не знаю, что это такое. Может, какой-то особый местный напиток, жгучий и едкий, как все местечковые самогоны, но и не исключено, что все же достойный, чтобы стоять на господском столе не перелитым из сосуда, в котором набирал силу и крепость, – известно же, что некоторые из этих напитков, по мнению их ценителей, при переливании теряют какую-то часть вкуса и букета… Если, разумеется, этот букет имеется хотя бы в зачатке.
Оле-Лех оглянулся, в глазах его верного Тальды застыл ужас, такого рыцарь никогда не видел прежде, а ведь темнокожий орк, не страшась, сходился в настоящей, а не тренировочной рубке с тремя противниками, и даже тогда он на свой орочий манер улыбался, ему это казалось забавным… А сейчас он отчетливо паниковал, ну почти… Рыцарь повернулся к хозяйке, она к чему-то прислушивалась, пробуя поймать звуки, которые Оле-Лех тоже не слышал, но о которых рассудил по-своему.
– Что же слуги не идут? – спросил он.
– А у нас всего-то один слуга на кухне, – призналась хозяйка. – Он старенький уже, ходит медленно. Да и куда тебе спешить, рыцарь? – И женщина выразительно посмотрела в темные, тяжелые окна, за которыми звенел дождь с ветром. – Лучше расскажи что-нибудь.
– В тех краях, откуда я приехал, мы привыкли рассказывать после доброго ужина, любезная хозяйка Титуф… – Слова замерли у него на губах.
Потому что где-то в дальних и темных углах замка послышались шаги, но они не могли принадлежать ни одному из людей, к роду которых хозяйка, кажется, относилась. Это были тяжкие, натужные шаги, причем кто-то при каждом движении скрипел, словно бы сухой и звонкий щит из грубой, толстой кожи терся о такой же другой щит, или о камень, который почему-то был звонким и твердым, непробиваемым и шершавым, словно валун под жарким солнцем… И еще казалось, что это шуршание издает… что-то живое, что и является таким вот валуном!
– А почему все же у вас так мало слуг? – спросил он, чтобы выиграть время и понять, что может издавать такие звуки.
– Мы живем одиноко, как ты заметил. Но видишь ли, рыцарь, я бы и не хотела жить иначе, – отозвалась хозяйка.
И по мере того как она произносила эти слова, лицо ее менялось. Нос заострился, глаза стали жесткими и холодными, как острия копий, губы только что сложенные в странноватую, но все же дружелюбную усмешку приобрели страшное подобие плотоядной пасти хищника, и даже белесые волосы превратились вдруг едва ли не в старушечьи патлы или космы зверя, изготовившегося к нападению.
Оле-Лех вскочил, нащупывая на поясе меч. Тяжеленный стул, который и сдвинуть было трудно, отлетел назад, задев Тальду, который тоже, не опасаясь уже показаться неучтивым, выдергивал свой меч с характерным звуком и коротко выхватывал кинжал.
– А это – мои братья, – почти закричала хозяйка замка, и голос ее тоже сделался вдруг грубым и необыкновенно сильным, от такого голоса хотелось присесть и зажать уши. В нем было что-то… колдовское, что-то невозможное для обычного смертного.
Но Оле-Лех не был обычным смертным, он лишь моргнул и остался собой – сильным бойцом, твердым солдатом, верным рубакой, каких и воспитывал Орден, которому он себя посвятил.
