Андрей Чернецов - Девичьи игрушки
Далеко ли до греха?
Но все равно, что-то сомнительно все это.
Тем более что маршалку ошибок делать никак нельзя.
Ведь служит он князьям Остророжским, славнее которых, пожалуй, мало найдется родов в Речи Посполитой.
Еще из рук Ягайло – первого короля объединенных Польши и Великого княжества Литовского – получил их предок, Константин, княжье достоинство.
С тех пор то достоинство лишь росло да умножалось.
И нынешний князь, Стефан, тоже воевал храбро и чести предков не посрамил. Водил в бой «уездные хоругви» с украинских, литовских и белорусских земель, и коронное шляхетское рушение, наемников из Германии и Венгрии, и знаменитых польских гусаров, коих во всем христианском мире сильнее не сыскать.
Только перечень титулов, какие имел в разные годы один из богатейших и влиятельнейших магнатов Великого княжества Литовского и Короны Польской, и то не враз выговоришь… Гетман великий литовский, староста брацлавский, звенигорский и винницкий, воевода земли Волынской и староста рогатинский, каштелян виленский, граф троцкий.
Все может князь Остророжский. Он только в войско коронное дает тысячу конницы и две тысячи пехоты. Да у него самого гайдуков четыре тысячи. И вся шляхта на его землях, хотя и уважаема им, но ведает: захочет сюзерен и нет шляхтича. Выкинут его вон.
И куда пойдет, голый и бездомный?
Королю жаловаться?
Ну так у ясного пана короля и людей, и, правду говоря денег изрядно поменьше, чем у князя Стефана.
А в княжьих вотчинах верный шляхтич мог сполна предаваться рыцарским занятиям – война, охота, пиры, сеймы.
И даже сейчас, когда земли Подолии и Волыни изрядно разорены буйными казаками, жизнь во владениях Остророжского катилась легко и привольно. Самый бедный шляхтич мог всегда иметь кусок хлеба при дворе князя, даже ничего для него не делая, а только составляя его свиту. Щедр князь и добр к людям своим.
Вот и к Юрию Балицкому был добр. Когда на сорок третьем году жизни свалился тот коню под копыта, ссаженный с седла рейтарской пулей, то не бросил его тогда князь – нашел в отступлении (да какое там отступление, настоящее бегство было) время и волю, чтобы приказать выволочь тело почти бездыханного шляхтича. И потом не оставил догнивать в собственном пришедшем в упадок поместье хромого калеку, а оставил у себя на службе – взял в подмаршалки. А после вот и в маршалки пан Юрий вышел.
И достаток да почет обрел, и невесту ему князь сосватал – пригожую да добрую, хоть и небогатую сироту боевого товарища. Вот под старость лет и обрел Балицкий дом и семейное счастье – четверо детей, старшая из которых, Марыся, уже в невесты выходит.
И уж не ему ль, всем князю обязанному, и служить да бдеть, чтобы князь хоть на грош ущерба не потерпел?
Подавно сейчас, когда сам пан Стефан нездоров – старые, еще во Французском походе полученные раны дали о себе знать.
Вышел маршалок навстречу гостям, лишь когда дежурная сотня заняла укрепления и зарядила самопалы.
Лишний раз пан Юрий порадовался, что замковые предместья окружали стены из бревен с земляной подсыпкой, изнутри укрепленные турами. Прежде не было их, но как только началась Хмельниччина, повелел князь по его, Балицкого, совету обнести замок стенами.
С такой защитой от шайки любой отобьется, и даже регулярному войску с налету не взять.
Но все ж, когда на выходящей из лесу дороге появились всадники, пан Балицкий на всякий случай дал команду изготовиться стрелкам на стенах.
Но все произошло, как и должно быть, когда гости являются с мирными намерениями.
Медленной рысью приблизились конники, и скакавший в голове колонны человек в синем кунтуше сделал своим знак остановиться.
– День добрый, – поприветствовал предводитель Балицкого, спешиваясь. – Здрав будь, пан Юрий.
Поклонился, приложив ладонь к сердцу. Хорошо поклонился, ловко.
– Назови и ты себя, твоя милость, – отозвался маршалок, отметив, что незнакомец его по имени назвал.
Не сказать, что пришелец не понравился ему. Скорее, наоборот. Статный, высокий. Судя по быстрым и точным движениям, ловкий рубака. На коне сидит как влитой. Лицом тонок – чувствуется порода, и рука тоже небольшая, хоть и крепкая, – не подлых кровей человек.
Разве только вот шрам на шее, будто пытались ему голову срезать. Не срубить, а именно срезать ножом…
– Ян Подкова, шляхтич добжинского староства, герб Турья Голова, – четко и привычно отрапортовал гость. – Сотник на службе пана Глуховского.
Чуть удивился маршалок.
Поморянин на службе подольского шляхтича? Не далеко ли залетел?
– Сотник, значит, – спокойно молвил Балицкий. – А это, стало быть, сотня твоя?
– Точно так, пан Юрий.
– Извини, пан Подкова, откуда ты меня знаешь? – поинтересовался Юрий. – Нам ведь встречаться не доводилось.
И ощутил спиной, как напряглись гайдуки.
– Верно, не имел прежде чести, – спокойно улыбнулся сотник. – Да только вот не раз приходилось слышать о тебе. И от пана Глуховского, и от людей его.
Заметив недоверие на лице маршалка, сотник вскинулся.
– Да ты, никак, пан, не веришь мне? Ну так вот. – Он вынул из сумки на поясе свиток, старательно завернутый в ткань. – Вот и письмо от пана Глуховского, и грамота – взгляни.
– Не обижайся, пане сотник, но пусть люди твои тут пока останутся, а ты со мной проедешь до князя – ему все и скажешь, и покажешь, – известил приезжего Балицкий, чувствуя, однако, некоторую неловкость.
Как бы то ни было, оскорблять брата-шляхтича недоверием было неприятно.
– Хорошо ж у вас встречают гостей, – обронил Подкова.
Не с обидой, с грустной насмешкой даже.
– Прости уж. На прошлой неделе на хутор к Коринским вот так же приехали люди, будто бы от хозяина, да и порезали всех, до младенцев в люльке. Один лишь войт уцелел случайно, – пояснил зачем-то Балицкий, хотя по положению своему – человека, что княжьим доверием поставлен, – и не обязан был.
– Твоя воля, – согласился сотник. – Эй, братья, давайте коней расседлывайте, отдыхайте…
Между тем, говоря с нежданным гостем, пан Юрий не переставал изучать внимательным взором вооруженных пришельцев.
Как известно, сотня – это не значит ровно сотня молодцов с саблями.
В ней может и пятьдесят душ с трудом набираться, вместе с маркитанткой и кашеваром, а может и под триста человек.
В этой, на взгляд пана Юрия, было как раз столько, только надо, – где-то полтораста.
Люди явно не первый день в походе. Усталые кони, грязная, запыленная одежда, серые, заросшие лица.
