Андрей Чернецов - Девичьи игрушки
Вняв совету командира, воины попробовали ковырнуть штыками. И тут же послышался противный скрежет, который получается, когда этак скребут железом о железо.
– Что там у вас? – заинтересовался барон.
Подошел ближе и Иван. Глянул в рытвину.
– Непонятное дело, ваш бродь! – озадаченно почесал затылок унтер. – На лист, коим кроют дома, похоже. Да откель же ему здесь взяться?
– Ройте вокруг! – велел пристав, заметно волнуясь.
Вскоре команда очистила нечто, и на самом деле напоминавшее крышу. Причем в центре ее оказался «столбик», к которому была привязана баронова лошадь. Животное тут же отвязали и увели к другим коням.
– Эка притча-то! – завертел головой офицер. – Как вы думаете, что это?
– Может, какой-нибудь погреб? – предположил Барков.
Хотя его одолевало сильное сомнение. Уж больно странной для погреба формы была откопанная крыша. Скорее это напоминало…
– Никонова часовня сие! – авторитетно заявил Иванов кучер.
Поэт в суматохе как-то подзабыл о своем вознице.
– Что, что? – не понял он.
– Was, was? – заквакал в тон ему барон.
– Говорю, что это часовня. Ее почитай сто лет назад возвели здесь по приказу Никона, когда он отбывал покаяние в Фарафонтове монастыре. А место дурное выбрали. Болотистое. Вот она в землю-то и ушла.
– Как?! – не верил своим ушам господин копиист. – Возможно ль такое?
– А еще бают, что нехорошими делами там занимался Никон-то, – притишив голос, продолжал мужик. – Чернокнижьем да волхвованьем. Хотел-де расположение государя вернуть. За то и прогневался Господь. Прибрал со света белого бесовскую храмину.
В Иване зажглось любопытство. По поведению пристава он увидел, что и того задело. Заговорщицки переглянулись.
– Глянем? – предложил академический посланец.
– Ох, мы и без того замешкались, – скривился якобы в раздумьях офицер.
А сам уже был готов отдать своим людям команду, чтобы продолжили очищать таинственное здание. Вдруг да чем можно будет поживиться?
Но тут нелегкая принесла святых братцев.
Налетели встревоженными воронами и тут же потребовали прекратить непотребство.
– Сие земля церковная, монастырская! – твердо заявил Козьма. – И токмо церкви решать, что и где здесь можно рыть!
– Да мы лишь глянем… – начал канючить Ваня, но, наткнувшись на непреклонно-твердый взгляд инока, осекся.
Почему-то снова защипало глаза. Как тогда, когда он поймал сгусток лазоревого света, выпущенный из монашеской длани.
– Засыпайте, что вырыли! – набычился Дамиан. – И про пепелище не забудьте!
Барон подбоченился. Чтобы им, дворянином и офицером, смели помыкать желторотые мальчишки в черных рясах! Да не бывать такому! Вот сейчас велит, и его воины живо раскопают это необычное сооружение…
Взглянул орлом на своих бравых молодцов и тут же осел ощипанной курицей. В глазах команды не было благой готовности тут же ринуться вперед по единому слову отца и командира. Наоборот, в них сквозило явное сочувствие словам иноков. То ли ковырять мерзлую землю неохота, то ли и впрямь верят во все эти россказни о «проклятом» месте.
– Засыпайте, – приказал. – И костер тоже…
Достал свою верную спутницу-трубку и отошел к лошадям.
– Не думаете, что псы не случайно гнали ваш экипаж именно сюда? – поинтересовался он у наблюдавшего за действиями солдат поэта.
Барков неопределенно пожал плечами. Подобная мысль приходила в голову и ему самому, но он выдворял ее прочь, чтобы совсем не запутаться во всех этих хитросплетениях.
– Вы сейчас куда?
– Мне надобно закончить начатое и побывать в Фарафонтове монастыре. А затем вернусь в город.
– Заходите как-нибудь в гости, – пригласил барон. – Я квартирую на правом берегу, на набережной.
Тепло, почти по-приятельски попрощавшись, разъехались в разные стороны.
Marlbrough s'en va-t-en guerre,
Mironton, mironton, mirontaine…
Закутавшись в теплое одеяло, продрогший Иван думал об одной странной детали, упущенной из вида бдительными братьями.
Когда он проходил мимо засыпанного землей кострища, под его ногой что-то хрустнуло. Слегка наклонившись, господин копиист разглядел полуистлевший череп.
Человеческий…
Глава 17.
СОЖЖЕННЫЙ ЗАМОК
Речь Посполитая, Подолия, Остророг, 1653 г.
– Прошения прошу, пан Юрий, там до вас человек…
Маршалок князя Остророжского, Юрий Балицкий, повернулся к гайдуку, нарушившему послеобеденный отдых.
– Что за человек?
– Говорит, от пана Глуховского. Говорит, войско ихнее близко, просят приютить.
– Ну зови, – бросил Балицкий, тяжело поднимаясь.
Минут через пять очам его предстал белобрысый парень, лет под восемнадцать, в не раз чиненной свитке, со значком на груди в виде неуклюжего герба Глуховских (коршун на красном поле). На поясе – сабля с небогатым серебряным набором на рукояти. В глазах – сознание собственной важности.
– Кто будешь? – добродушно спросил Балицкий.
– Пан Данило Меньшик, из Меньшиков. Смоленский повет, – зачем-то уточнил парень. – Состою при пане Яне Подкове, сотнике на службе пана Глуховского.
– Зачем пожаловал, пан Меньшик?
– Сотник Ян Подкова просит разрешения со своими людьми остановиться во владениях ясновельможного князя Остророжского, который в родстве с паном Глуховским состоит. У сотника и письма до его милости князя имеются…
Маршалок задумался.
Смоленский шляхтич (ну шляхтенок) тут, за версты и дни пути от его земель? Оно, конечно, всякое бывает…
– А много ли людей у сотника Подковы?
– Много, – захлопал глазами Меньшик. – Говорю же пану, сотня. Пан Глуховский взял нас на службу, земли свои охранять, а потом в свои здешние владения вызвал.
Верно, были у Глуховских какие-то земли в Литве к под Смоленском – еще за Московский поход жалованные отцом покойного короля Владислава, Сигизмундом III (мир им обоим).
Да и если подумать, верные да храбрые воины, какими шляхта русская всегда была, в нынешнее время ох как нелишни будут.
Людей у Глуховских намного меньше, чем у князя Остророжского, да и те изменить могут.
Уж и на землях князя всякое случалось.
Пана Гонисского его надворные казаки с хохотом забили канчуками. Пана Чертю собственные мужики вздели на вилы. Пана Бусю полюбовница из холопок голодом в погребе заморила. Храбрый и веселый пан Бучак от пули в спину погиб…
Далеко ли до греха?
Но все равно, что-то сомнительно все это.
