Ариш и Маг. Отсвет феникса (СИ) - "Стефнклэр Аманди Джоан"

То есть я сейчас так среагировала, потому что Орокиос — подлинная душа Мага? Отсюда моя тяга? Она — подтверждение, что Зов жрицы привёл ко мне верного мужчину? Кошмар!

Если верить магическому писанию, где однажды я прочитала о Свени, моя паническая реакция — не что иное, как отторжение очевидного. Только чего именно? Симпатии, привязанности, любви?

«Своего сердца…»

Ненавязчивый шёпот изнутри прогоняет по позвоночнику озноб. Вздрагиваю. От одной мысли, что я могла влюбиться, разбирает неудержимый болезненный смех. В груди щемит, неподвижный воздух горчит. Утыкаюсь лбом в колени, сотрясаясь от приглушённого мучительного веселья, из-за которого к горлу подкатывает комок. В который раз с момента выкупа готова разрыдаться. Позорище! Где хвалёная выдержка? Самообладание? Какой раз за последнее время тянет пустить слезу, проклиная водоворот, в который угодила? И вроде не происходит ничего необычного: трагедии нет, насилия нет, однако новые знания валятся, как из рога изобилия, погребая под собой и вынуждая иначе смотреть на окружающий мир. И на себя в нём…

Перестав натянуто смеяться, я поднимаю голову. Орокиос продолжает стоять напротив с протянутой рукой. Такой внимательный и заботливый, что лёд на сердце начинает таять, а страх отступать. Он никогда не принудит, не сделает ничего против моей воли. Будет ждать столько, сколько потребуется, пока я шагну навстречу и приму нашу эмоциональную связь, от которой бежала столько лет. Может, хватит? Колеблюсь недолго, прежде чем вкладываю свою чуть дрожащую ладонь в его — сухую и сильную. Нисходит спокойствие. Мне больше не нужно убегать.

Тут же воздух становится вязким, а неподвижное пространство тревожат рябящие волны. Живое цветение размывается, и сад истаивает в слепящем свечении, в секунду поглотившем мужскую фигуру и тепло сильной руки, сжавшей в ответ мою ладонь.

***

Открыв глаза, медленно сажусь на постели. Вглядываюсь в полумрак комнаты, слабоосвещённой серебристыми лунными дорожками, льющимися сквозь окно.

Я снова в особняке Грёжес.

Тяжело падаю обратно на подушки и закрываю глаза рукой.

Сон?

Явь?

Видимо, нечто среднее.

Сарис Марис мне что-то в чай подмешала? Как она сказала: «Цветы аян навевают верные сны»? Имелась в виду правда об Орокиосе и моём отношении к нему? Что я готова открыться чувствам?

Не уверена, что действительно готова, несмотря на принятую в иллюзорной яви руку храмовника.

Орокиос…

Стоит о нём подумать, внутри что-то сжимается. Всегда так было. Поэтому не гнала, пусть и пряталась, избегая лишнего общения. Любовь ли это? До сих пор сомневаюсь. Но если теплота в груди — не то-самое-светлое-и-всеобъемлющее, то откуда накал страстей, захвативший при поцелуе?

Не найдя вразумительного объяснения, перекатываюсь на бок. Нет сил разбираться в этом хаосе эмоций. Надо отдохнуть перед завтрашним испытанием. Сомневаюсь, что история королевы Грёжес позволит отвлекаться на личные переживания. Надо сначала чужие сердечные проблемы разгрести, а потом свои решать. Пока я — альху, мало толку от размышлений, так как не понять — что «моё», а что «её».

Вздохнув и отринув все лишние мысли, закрываю глаза. Засыпаю на удивление легко, а слишком быстро наступивший рассвет встречает моросью и пасмурным небом.

Немного полежав в уютном коконе одеяла, встаю, умываюсь, одеваюсь в удобную одежду и спускаюсь вниз, где мне сообщают неприятный факт: «Господин Грёжес отбыл по делам». А я ведь собиралась принести извинения за вчерашнее и попросить рассказать подробнее о Свени. Насколько крепка их связь? Как она проявляется? Ворох вопросов вертелся на языке, но придётся подождать и заняться более важными вещами.

Так как принимать пищу перед духовной концентрацией нельзя, я на голодный желудок в сопровождении Сарис Марис направляюсь в моленную, встречающую добрым умиротворением. В круглом святилище с пентаграммой на полу ничто не напоминает о недавнем столкновении и яростном противостоянии. Тихо вокруг. Как должно.

Вздохнув про себя и оставив экономку у порога, прохожу к центру. Сажусь внутри начерченного круга, подогнув под себя ноги.

— Помните о дыхании. Размеренное, спокойное, постепенно замедляющееся…

Наставления Эрга До монотонно зазвучали в голове, помогая собраться с мыслями и отрешиться от внешнего мира.

Я растворяюсь в пение моленов. Вытягивая ноту за нотой, вплетаю в стройное звучание сокровенное желание обрести понимание души-альху.

Воздух неподвижен. Тишина. Ни намёка на вибрации, сопровождающие пробуждение магии.

Нахмурившись, открываю глаза. Что-то я делаю неправильно. Пальцы бездумно теребят оберег. Капелька холодна, как покатая льдинка. Замираю от догадки. Быстро снимаю защиту и откладываю за пределы круга.

Опустив веки, снова пою.

Протяжно и надрывно резонируя, отзывается магия моленной. Дрожит пол, обжигает закрутившийся по спирали воздух и духовная невесомость утягивает меня в неизведанное...

***

Сарис Марис наблюдает за лёгким свечением вокруг ставшей прозрачной Ариш, прежде чем она исчезает. Поведя плечами в желании скинуть налёт чужой магии, провидица уверено направляется к начертанному кругу и поднимает за цепочку оберег, сиротливо лежащий на полу. Из кармана платья вынимает небольшой мешочек и прячет в него «слезинку». Позади женщины раздаётся голос абонессы.

— Ари Шамэя забрала-таки Ариш?

Сарис Марис оборачивается, выказывая явное неодобрение.

— Зачем вслух произносить запретное имя?

Слишком рано говорить о былом, порождая колебания магического пространства. Если Тёмный уловит — проблем не оберёшься. Провидение идёт своим чередом. Хотя порой зловредная судьба подкидывает лишние направления, заставляя выбирать лучшее. Так они с Лавин Грёжес вывели три развития событий в борьбе с Ваниусом фон Трисом. Два из них по непонятным причинам оказались плотно переплетены с подавлением душ-альху. Было указано, что если оставить обереги нетронутыми, на некоторое время сформируется мрачное будущее, а коли снять, пусть ненадолго, появится надежда на лучший исход при вмешательстве в события третьей стороны. За тем, чтобы влияние «угодной» силы оказалось своевременным, следят несколько Эрий, чья задача ввести в заблуждение членов одного «лековена» и исподволь заставить их захватить девушку, отмеченную особой печатью неприкосновенности.

— Время тайн истекает, — привычно невозмутима Альлеяль Грёжес. — Ради предстоящего сражения мы веками копили силы Ари Шамэи, заставив многих забыть, как зовут печально известную королеву. Ведь имя — основа магического потенциала, который слабеет тем сильнее, чем чаще оно произносится неугодными.

— Несомненно, — соглашается провидица, думая: «По этой причине Ариш — идеальное вместилище для этой души-альху. Между ними нет отторжения или противостояния, ибо её полное имя, данное матерью при рождении и сокрытое ото всех, в том числе от мужа — Ари Шамэя. По роду Стренз. А вот господину Грёжесу карта выпала неверная. Между ним и Нэрьярдом Висталем разрушительный диссонанс, усиленный ещё и отсутствием разума у монарха».

Словно уловив течение её мыслей, Альлеяль Грёжес интересуется:

— Сколько у нас времени, прежде чем Нэрьярд Висталь возьмёт верх над разумом Лера?

Выступив из прохлады моленной в ясный летний день, абонесса изучает почерневшее небо. Тяжёлая масса туч клубится над домом, оглашая округу громовыми раскатами. Природа отзывается на ярость, час которой пробил. Оберегающий амулет больше не справляется с обезумевшей душой-альху.

Провидица выходит следом за Настоятельницей Храма, убирая завязанный мешочек в карман.

— Ариш без оберега. Цепь разомкнута. Разуму человека в одиночку не выстоять против слепой ярости альху. К рассвету тьма восторжествует.

— К рассвету, говоришь? — в голосе абонессы оттенок лёгкого недоверия. — Думала, у нас больше времени.

— Пусть ваш дом, обладая определённым сознанием, изолировал господина Грёжеса в собственных покоях, нет ни единого шанса, что у родового гнезда хватит сил удержать обезумевшую душу-альху, не являющуюся Грёжесом. Когда воля борющегося будет сломлена, печати выкинут его за пределы барьера Окольса.