Джен Коруна - Год багульника. Осенняя луна
— Может, переночуем на постоялом дворе, — предложил он. — Тебе надо согреться.
Эльфа безразлично кивнула — в последнее время она редко высказывала свои желания. Приняв это за согласие, Сигарт на ближайшей развилке свернул направо — в нескольких часах ходьбы отсюда должно было быть неплохое подворье. Память не подвела его — вскоре они уже сидели в натопленном зале за столом, уставленным едой. Моав ела мало, но выглядела поживее. Ее лицо перестало быть таким бледным: от тепла, идущего от камина, на скулах заиграл розовый румянец. Добравшись до постели, она тут же зарылась почти с головой в пуховое одеяло и уснула, как ребенок. Утром она выглядела веселой и спокойной.
— Доброе утро, мой остроухий Кузнечик! — приветствовал ее Сигарт. — Умывайся, одевайся, нас ждет сытный завтрак!
Когда они спустились в полутемный зал, из посетителей никого не было, если не считать одного сгорбленного старика, сидящего в углу. Очаг давно потух, хозяйка ушла на кухню мыть вчерашнюю посуду. Путники по привычке направились было к столу, за которым обедали давеча, как вдруг старик поднял голову и поманил эльфу рукой.
— Уважь старика, дочка, угости винцом, — проскрипел он, внимательно глядя на нее.
Сигарт подозрительно покосился на эту развалину, но в красных слезящихся глазах старика была скорее жалость, чем хитрость. Моав мягко взяла хэура за руку.
— Не переживай, я думаю, он не причинит мне зла. Это ведун, людской маг — может, он знает что-то важное.
Сигарт шумно выдохнул и уселся под стеной, всем своим видом демонстрируя крайнюю стадию рысьего недовольства. Ему показалось, что он где-то видел этого старика, но значения этой мысли он не придал — люди ведь все на одно лицо…
— Хозяйка, вина! — не оборачиваясь к кухне, крикнула Моав и подошла к столу, за которым сидел старик.
Тот медленно подался вперед, стараясь получше рассмотреть ее, и заговорил. Его голос звучал сипло, точно кряхтение старого дерева. Неразборчиво бросив короткую фразу, он знаком попросил эльфу сесть к нему; она вздрогнула и покосилась на хэура, но это было излишним — если до него что-то и доносилось, то это были лишь отдельные слова. Взяв стул, она села напротив старика и придвинула голову к нему. Со своего места Сигарт расслышал, как ведун говорил что-то невнятное о зиме, о реках — говорил со странной грустью, то и дело беря в свои заскорузлые руки маленькие ладошки эльфы… Он словно просил ее о чем-то, но о чем, этого хэур не смог разобрать. «Видно, клянчит хорошей погоды да снега побольше для своих полей — знает, что веллары на короткой ноге с луной!» — с неприязнью подумал он. Внезапно Моав глубоко вздохнула, — звук ее дыхания донесся даже до Сигарта, — устало закрыла глаза и тоже заговорила. Сигарту показалось, она о чем-то спрашивает старика; тот же теперь говорил так тихо, что даже рысий слух хэура не мог почти ничего разобрать. Наконец, эльфа высвободила руки и встала из-за стола. На глазах у удивленного Сигарта она обошла стол, крепко прижалась к груди ведуна и по-детски поцеловала его в морщинистую щеку. Затем, непривычно задумчивая, вернулась к хэуру.
— Если этот старый мешок наговорил тебе каких-то гадостей, я вытрясу из него душу, а остаток повешу на дерево на радость воронам, — предупредил Сигарт, оглядывая эльфу — та выглядела уставшей и бледной. — Что он там болтал про снег и про лед? Зима, что ли, снежная будет?
Моав улыбнулась — грустно, словно через силу.
— Да, снежная. Со льдом и морозом…
— И за это он потребовал вина?! Да я и сам бы тебе сказал, что снежная — вон зайцы разожрались, как свиньи… А у меня шкура уже почти как в декабре! Думаешь, с чего бы это?
— Ну, не кипятись ты так — не у всех же есть такая полезная шкура, да еще и такие симпатичные уши… — произнесла она, легонько касаясь пальчиком жестких кисточек на концах ушей хэура.
Сигарт собрался было обидеться, но Моав выглядела такой расстроенной, что он решил пропустить это замечание мимо оных симпатичных ушей. Он со злобой глянул в сторону стола, за которым сидел ведун, но того и след простыл. Сигарт удивился — реши старик покинуть зал, он бы обязательно прошел мимо их стола. Однако, если честно, он был настолько раз тому, что тот сгинул с глаз, что не стал вникать в обстоятельства таинственного исчезновения — слишком уж печальной стала эльфа после их беседы…
* * *Если бы Сигарт только мог предвидеть, сколько вреда принесет встреча в трактире, он бы в тот же вечер, не раздумывая, перекусил горло старому колдуну: Моав как будто заболела после этого разговора. Она таяла с каждым днем, точно сосулька по весне, все чаще сидела в стороне, не заводя обычных разговоров; переходы, которые она раньше преодолевала с легкостью, теперь утомляли ее. Им приходилось двигаться медленнее, постоянно останавливаясь на отдых. Бывали дни, когда эльфа успевала выбиться из сил еще до обеда, — даже в том случае, когда ехала верхом! — тогда ничего не оставалось, кроме как разбить лагерь.
Однажды ее нездоровье стало особенно явным. Это было на одном из постоялых дворов — Сигарт теперь все чаще настаивал, чтобы эльфа отдыхала в тепле… Маленький домик оказался уютным, а хозяева-гномы — на редкость гостеприимными. Развесив мокрые куртки у очага, Моав и Сигарт сели ужинать. Хэур быстро воспрянул духом — с довольным видом он обгладывал баранью ногу, запивая ее темным вином. Перед Моав стояла нетронутая тарелка с желтой вареной кукурузой, смазанной маслом. Сигарт отвлекся от еды и с тревогой взглянул на эльфу.
— Ты не заболела?
Она подняла на него глаза, казавшиеся особенно блестящими в полумраке трактира и сглотнула.
— Нет, со мной все хорошо — просто не хочется есть… Наверное, устала. К тому же, недавно было новолуние…
— Тебе надо как следует отдохнуть, мы слишком долго путешествовали без передышки, — мягко, но настойчиво произнес хэур.
Моав лишь слабо улыбнулась. Она и впрямь неважно выглядела — под глазами залегли темные круги, а бледное лицо стало еще белее. Сигарт сокрушенно покачал головой и снова принялся за баранину.
На следующий день эльфа действительно почувствовала себя лучше — правда, тени все еще не покидали нежное лицо, но в целом она выглядела намного бодрее. Несмотря на это, Сигарт заставил ее целый день пролежать в кровати — он сам приносил ей еду и питье, а в промежутках нежился в постели рядом с ней. Обрадованный, что отдых пошел ей на пользу, он и на следующее утро предложил остаться под теплой крышей еще на некоторое время, но Моав наотрез отказалась.
— Прекрати обращаться со мной так, будто я смертельно больна! — шутливо рассердилась она.
